Воображая под копытами своего коня падающих поверженных врагов, он яростно трепал в воде, тонко пахнущей свежей рыбой и чистотой, последнюю пару портянок. Он и не заметил, как солнце обняло его склонённую обнажённую спину, ласково и уже горячо. Тонкий кокетливый смешок за ним. Скосил взгляд. Дуняшка с Алёнкой, с полными корытами холстин, и с торбами золы. Белить пришли, видно, но что-то далековато от обычного места. И принесла же нелёгкая…
– Доброе утречко, Фёдор Алексеич!
Невесть с чего вдруг застеснявшись своего занятия, он сам на себя озлился, и даже не ответил на приветливо-игривое почтительное приветствие.
Устроившись поодаль, девки подоткнули подолы, и принялись раскладываться, переговариваясь как бы обыкновенным образом, но так, чтоб ему было слышно. Эту их уловку Федька понял прекрасно. По-хорошему надо бы прополоскать ещё разок… И тут с соседних мостков прилетело: – Не помочь ли тебе, Фёдор Алексеич? Мы с Алёнкой вмиг всё выстираем как след! – и обе тихо рассмеялись, переглянувшись.
– Тебе, Евдокия, работы своей мало, как я посмотрю, – с лёгкой угрозою отвечал он, и Дуняшка смиренно отвернулась, как бы даже немного обиженная.
– Алёнка, тащи золу!
– Бегу! – сверкнули лёгкие ножки – Алёнка и рада пройтись лишний раз мимо молодого господина. Он оглядел её, распрямившись, и невольно улыбнулся её озорству и свежести. А Алёнка, очумелая от его близости и улыбки, осмелела как бы, остановилась, склонила голову к плечу, и принялась поправлять алую ленту в кончике перекинутой на грудь косы.
– Ну что застыла. Ступай, работай, – и он надменно вернулся к своему занятию.
– А ещё сказывают, что-де ты ласковый, Фёдор Алексеич. А ты вон какой!
– Алёнка!!! – страшным шёпотом окликнула младшую товарку Дуняша.
– Это кто же сказывает? – он поднялся, выжимая воду из последней тряпки, – А? Говори, раз начала.
Тон его странно понизившегося голоса не предвещал ничего хорошего. Он смотрел ей прямо в глаза. Алёнка попятилась и, ища помощи, метнула на Дуняшку отчаянный взгляд. Та только охнула, прижав холодные ладони к пылающим щекам, ибо была куда поопытнее, и намерения Фёдора Алексеича читала без труда не столько по лицу его, сколько по телу сквозь мокрые полотняные штаны.
– Ну? Отвечай же, дура болтливая! – он шмякнул портянку в ушат, и шагнул к обомлевшей Алёнке. Были они одногодки, обоим по пятнадцать, но Федька был высок, и Алёнка, повинуясь, подняла на него личико, увидела близко-близко прекрасный сияющий лик его, и почуяла жар. – А, впрочем, не надо. Сама хочешь спробовать?