– Опасность! Опасность! – сигналят пронзительные трубы, напоминая о жизни, которая внезапно оборвалась на высокой ноте.
Тебя нет с нами.
– Сложно! Сложно! – безуспешно пытается приглушить боль своим бархатным голосом сочувствующая валторна.
Тебя нет с нами.
– Бом! Бом! Бом! – барабан выбивает свой ритм, колотя по моей душе, как по костям одеревеневшего мамонта.
Я сжимаюсь, ожидая убийственно низкого звучания контрабаса, который, как мне кажется, спешит бездушно ущипнуть мое больное сердце. Как ни странно, его глубокий и низкий голос успокаивает. Я понимаю, что еще способен мыслить, причем мыслить здраво. Кроме того, он напоминает мне бас-гитару – инструмент, более близкий и щадящий мои нервы, потому что вся моя сознательная жизнь музыканта связана с гитарой. Спокойный ритм контрабаса приглушает мои фантазии. Я пытаюсь забыться…
Сквозь ледяной поток звуков с трудом прорывается изысканная и утонченная скрипка. Раньше она казалась мне такой нежной и чувственной, но сейчас я слышу ее мрачный, несдержанный и даже грубый голос. Голос скрипки похож на человеческий, но на этот раз она не поет – она как будто хочет зарыдать.
А скрипка плакала и пела
О жизни, смерти и любви…
Хочет заплакать, зарыдать – и не может.
И я хочу заплакать – и не могу.
Тебя нет с нами.
Вздрогнув, просыпаюсь от оглушительной тишины, и мне становится еще хуже, и я молю Бога, чтобы поскорее опять зазвучала в моей душе эта знакомо-незнакомая музыка.
Только бы мне не сойти с ума…
Холод на сердце моем и тьма…
Холод и тьма.
Тебя нет с нами.
Я тихо поднимаюсь с постели, чтобы не разбудить Таю, и иду на кухню. Сердце подсказывает, что я должен что-то сделать, чем-то занять себя. Должен хоть на время выбраться из цепкой паутины своих переживаний. Но я не знаю, как это сделать. И до утра сижу за столом, обхватив голову руками, и слушаю… Слушаю… Что я, музыкант, хочу услышать? Что я слышу?
Тебя нет с нами.
К утру, измученный бессонницей, я забываюсь, впадая в состояние, осмыслить которое не в силах. Мне кажется, что я чувствую и понимаю то, что раньше не чувствовал и чего не понимал. Но если бы меня сейчас попросили описать это психологическое состояние, я бы, наверное, не смог: не хватает слов. Да и мысли разлетаются в разные стороны, как испуганные выстрелом птицы, с криком поднимающиеся в небо.