– Убирайся к чертям, сучье отродье! Иначе твои вонючие потроха повиснут на нашем такелаже.
Мама говорила еще, и каждое слово было звонким и резким, как пощечина. Толстяк сделал знак, черный отпустил меня, и вся троица начала медленно пятиться назад. Я спряталась за папу, жалея, что у меня нет никакого оружия. Пока наши враги не покинули причал, мы так и стояли: папа с ножом, мама с ракетницей и я с гудящей от боли головой.
Стоял ясный полдень, ярко светило солнце, но пристань почему-то была пуста. Ни рыбаков, ни туристов, ни пронырливых детей. Только чайки кружили над нами. От их крика начинало тонко ныть в груди.
Почему папа поссорился с «большим человеком» на Ямайке, я так и не узнала. Мы отошли от пристани на моторе, «Ника» шла на пределе. К полудню задул попутный ветер и поднялась волна. Мы поставили все паруса, и «Ника» неслась прочь от Ямайки. Это было похоже на скоростной участок регаты, только сейчас в качестве приза выступали наши собственные жизни. Я была ребенком, но все понимала и взрослела с каждой минутой.
Когда село солнце, я было совсем успокоилась, но преследователи догнали нас. У них были катер и неповоротливая посудина с низкими бортами, но на хорошем моторе. В катере сидели двое, в лодку же набилось около десятка мужчин, почти все они были чернокожими.
«Откуда здесь столько черных?» – эта глупая мысль сидела у меня в голове всё время, что мы убегали от преследователей. Может быть, она была как спасательный круг, чтобы не сгинуть в водовороте ужаса. Не думать о том страшном, что приближается к нам.
Они бы не нашли нас в темноте, но, как на зло, на смену зашедшему солнцу в небо выползла огромная яркая луна. А у бандитов были прожекторы. И оружие. Прозвучали хлопки, и я не сразу поняла, что это выстрелы. Стреляли в воздух.
«Ника», словно чувствуя преследование, дрожала всем корпусом, а её паруса, наполненные ветром, звенели и гудели.
Катер и лодка, рискуя столкнуться друг с другом, шли нам наперерез. Мы меняли курс.
– Поворот! – орал папа, и мы дружно перекладывали парус и разворачивали «Нику», уходя от преследования.
– Поворот! – снова кричал он, и мачты наклонялись над волнами так сильно, что казалось, вот-вот и «Ника» перевернется.
И снова «Поворот!»
Я вспомнила последнюю регату. Папа тогда был сосредоточен, золотые искорки солнца мелькали в его глазах. Теперь же, ночью, папины глаза были словно две черные дыры, и оттуда тянуло страхом.