На стенах висели фотографии, но выполнены они были так уродливо и безвкусно, что смотреть на них просто-напросто не хотелось. Изображены там были люди, управляющие сейчас Республикой и андройды, консультирующие их в этом.
И, наконец – проектор. Он наполнял безжизненный экран видеофрагментами войн, смертей, наказаний и прочей страшной правдой жизни. После каждой такой сценки появлялся знак Республики – перевернутый рисунок глаза, означающий присмотр, защиту и веру, что подарил нам великий ИИ, которому каждый из нас должен быть безмерно благодарен.
– Эта погоня прошлого за счастьем и благополучием каждого – та еще заноза… – внезапно произнес директор, прикусывая зубами кончик душек очков. – Для меня это бессмысленная клоунада, которая смердит и выглядит чересчур отвратно. Средства же для достижения этой цели слишком кровожадны и оставляют вкус холодной слезы, там, на щеках. Так зачем людям такое счастье?
Неожиданно я растерялся.
– Прошу простить за то, что отвлек вас от дела, а также зашел не поздоровавшись, – сразу заговорил я и поклонился в качестве извинения.
– Ничего страшного, – спокойным и уверенным тоном произнес директор, а затем указал на стену легким кивком – Сейчас как раз начнется моя любимая часть.
Внезапно пугающий глаз Искусственного Интеллекта закрылся и исчез, а вслед за ним стали проявляться старые, но знаковые видеофрагменты прошлых лет. Раздался взрыв такой оглушительной силы, что камера перевернулась, пленка потихоньку начала выгорать. Когда же экран стал практически белым, крупным планом показали жертву трагедии. Ракурс не менялся, ветер не убаюкивал пепел, время мимолетно шло вперед. Что-то сжалось у меня в груди, но я сдерживал свои эмоции, продолжая стоять.
– Вижу, вижу… В твоем возрасте меня тоже завораживала смерть этой девушки, – директор подошел ко мне поближе – Шелковые волосы, прекрасные глаза, тело только-только начало разлагаться, так что нежные черты еще различаемы в этих складках кожи. Порою мне даже не верилось, что та была мертва. Вполне возможно у нее были цели, амбиции, счастье и десяток другой любовников, но запомнят ее только как безжизненное тело, вынужденное быть показанным каждый день на экранах.
Я удивился: с какой долей иронии и чувственности были произнесены те слова! Казалось, будто что-то пробудились в этом черством человеке и теперь рвалось наружу.