Стихотворения - страница 4

Шрифт
Интервал


Я тоже прилягу когда-нибудь здесь!

«Глядя на этот сумрачный небосвод…»

Глядя на этот сумрачный небосвод,
Начинаешь с испугом вдруг понимать,
Что горечь полыни слаще летейских вод,
А честнее смерти только родная мать.
На ее могилке травки теперь растут —
Кровохлебка, шалфей – все в рост ее вышиной.
Почему же тогда мне, одному, тут
Так же страшно, как ей там, одной?

«Барин, сердито выбритый и надушенный…»

Барин, сердито выбритый и надушенный
                                                    одеколоном,
Честные бабы с гостинцами да мужики
                                                    с поклоном,
Привкус моченых яблок,
                                тяжелый запах укропа —
Где, Чаадаев безумный, твоя Европа?
Тощие звезды над кладбищем да тараканы
                                                        в баньке,
Повести Белкина вечером
                                на хуторе близ Диканьки,
Бедная Лиза, выстрел, охотники на привале —
Им-то, небось, вольготно, а мне едва ли.
Вере Павловне снятся сны, а кому-то —
                                               мертвые души,
А крестьяне дремлют в стогу,
                                   затянув поясок потуже,
Спит на перине Обломов,
                                борща не вотще отведав,
И возлежит на гвоздях, словно йог, Рахметов.
Гуси пасутся в луже – клекочут злобно и гордо,
Взгляд от стола поднимешь – в окошке
                                              свинячья морда.
Голова с похмелья трещит, как арбуз,
                                     а вместо микстуры —
Фонд золотой отечественной литературы.

«Земля никогда не родит мертвяка…»

Земля никогда не родит мертвяка, —
Но схватки близки родовые.
Идут, как волы голубые, века —
Ужасны рога их кривые.
Любуйся их поступью грозной, пока
Не встретился с чудом впервые.
Колючее время стыдливей ерша,
Полжизни осталось на роздых.
Густеет, как масло, пространство круша,
Беременный смутою воздух.
И ночь надвигается, тьмою шурша,
И небо в крестах, а не в звездах.
И снова бредут на закланье волхвы,
Звенят незаконные речи.
Во рту привкус крови и привкус халвы,
И слышится голос картечи
Разгневанной, и не сносить головы
Опять Иоанну Предтече.
Давно равнодушный к скрижалям конвой
Не видел такого улова.
Грохочут осины надменной листвой,
Не ведая умысла злого.
И внятным становится замысел Твой,