Снег идет в сердце моем - страница 3

Шрифт
Интервал


Его уже не излечишь приторными речами,
Смерть лишь одна способна заштопать его прорехи.
А как оно пело, бывало —
                             ты помнишь, скажи? – ночами,
Стряхивая с плеч тяжелые, словно грехи, орехи!
А как, бывало, заигрывало с облаками
И грозовые шутя разгоняло тучи!
Помнишь, как расправлялось оно с врагами?
Помнишь, как были корни его могучи?
Дерево не поет об этом, оно вздыхает:
Ни в будущее не заглянуть,
                                    ни в прошлое не вернуться.
А внизу молодая поросль (дерево отдыхает)
Привстает на цыпочки, чтоб до рук его дотянуться.

«Мать открывает окно и глядит во тьму…»

Мать открывает окно и глядит во тьму,
А чтоб хватило света меня увидеть,
Достает из сердца милую кутерьму
Детских игрушек, способную не обидеть.
Ведомо всем: мать одна и любовь одна —
К женщине ль, к дому родному или Отчизне.
Их светом звучащим, натянутым, как струна,
И жив я единственно в этой кромешной жизни.
Я сделал посох из этого света, чтоб он в ночи
Стучал и светился, призывая неправду к ответу.
Я иду, опираясь на это подобье свечи.
Молодой одинокий старик.
                              К жизни. К правде. К свету.

Баллада о старике

Я однажды увидел белого-белого старика,
У которого на белой-белой бороде
Белая-белая слеза застыла.
Он сидел на берегу шумного моря один
И тихо-тихо плакал – так тихо, что
Море умолкло и погасли золотые глаза заката.
Я не спросил у белого-белого старика,
Почему он плачет.
                           На мой безмолвный вопрос
Ответил мир, чужой и жестокосердный.
Вот что тогда он ответил, растерянному, мне:
Ныне старый человек все равно,
                                           что умерший человек,
И даже странно, что он сидит у моря и плачет.
А потом мне рассказали, что другой старик
Выкопал сам себе могилу и лег в нее —
Видимо, в могиле ему было не так одиноко.
А когда случайный путник наткнулся на него
И вывел из могилы на свет, старик
Печально вздохнул:
                           «Мне такой свет не нужен!»
Я гляжу на стариков, а они глядят на меня,
Спрашивая, почему так: дети вроде бы есть —
Были, по крайней мере! – а сейчас их нету.
Я гляжу на людей, у которых Родина есть —
Была, по крайней мере – чиста, светла! —
А где она теперь, никто никогда не узнает.
Я гляжу на этот Господом проклятый мир,
И родина напоминает мне белого старика,