Снег идет в сердце моем - страница 7

Шрифт
Интервал


Я вернулся. К семье. К судьбе.
Пусть усталый, немолодой.
Но я жил. И любовь к тебе
Мне светила в ночи звездой.
Ветер века дул в паруса
Бестолковых моих стихов.
Но высокие небеса
Охраняли от пустяков.
Небо ходит внутри меня.
Я вернулся – слезу утри.
Пусть пройдет хотя бы три дня,
А потом уж заговори.
Мне напомни, как я грустил,
И внуши мне великий стыд.
Лишь бы ты меня, дом, простил,
А Аллах-то всегда простит.

«Даже черному соколу, журавля…»

Даже черному соколу, журавля
Убившему, стыдно жить.
А нас убивают за три рубля,
Чтобы жить-не тужить.
Пропади ты пропадом этот мир,
Где мысли о смерти легки,
Где не Аллах, а доллар – кумир,
А решают все – кулаки.
Где жизнь проходит, словно во сне,
А свет – как песок в горсти.
Где лишь нажива одна в цене,
Убийца – и тот в чести.
А песня не устает тосковать
По человеку-свече,
Умеющему гореть, ликовать,
Ворковать на твоем плече.
Из сердца пролившаяся слеза
Превращается вдруг в алмаз.
Он режет судьбу, как стекло – и глаза
Отчизны творят намаз.

Орлы

1
С неба падает старый орел.
Пролетая над собственной смертью,
Он на мшистом камне находит
Свою вечность,
                      свое бессмертье.
А я на него гляжу
И горько-горько так плачу —
Не смерть его дорога,
А жизнь, что короче смерти.
Но теперь на вершину горы
Орлы не вернутся – эти
Птицы гордые не предают
Ни судьбу свою,
                         ни свободу.
2
Почему в Дагестане орлы умирают,
Почему их нет на вершинах гор?
Гордые птицы во мгле догорают,
Но даже это нам не в укор.
А стервятников поглядел бы сколько
Развелось, деля печаль пополам!
Солнце черное да новолунья долька —
Кто даст силу пестрым орлам?!
Жизнь земная, кромешная.
                                Вроде бы поздно
И смеяться, и нежничать, и любить.
Но от орлов по-прежнему звездно,
А про стервятников можно забыть.
Речь не о женском восточном стане —
Все больше помнится о старине.
Но если не будет орлов в Дагестане,
Надо срочно имя менять стране.

Печальная песня

Когда песня нежности была убита,
Мы взяли любовь взаймы.
Молитва потеряна, клятва забыта,
Четки лет в руках у зимы.
Гляжу на тлеющие мгновенья страха,
Склоняюсь над очагом.
А губы шепчут имя Аллаха,
Но тьма и тьма лишь кругом.
«А жизнь, как всегда, проскользнула мимо!» —
Говорят часы на стене.
Такая вот жуткая пантомима
Кукушки, живущей во мне.
Мне холодно у очага родного,
И речи кукушки странны.