Но начальство большое на это смотрит сквозь пальцы. У них имеется своя выгода. Если прижмут за провалы и проколы, то можно на этих академиков свалить. Мол, нам великий ученый, доктор, академик консультации и рекомендации давал. Уж если он промахнулся, то другие и подавно провалили бы дело.
Я эту их липовую науку хорошо понял. Слава богу, теперь ушел из этого гадючника. Как говорится, более не причастен! Зато у нас ракеты летали, а теперь падают! Ну да ладно, чего-то я разболтался.
Так вот, когда это все началось, а по сути все лопнуло, ученые среднего пошиба, вроде меня, стали перебиваться кто чем. Иногда по привычке по праздникам собирались вместе, вспоминали, как делали настоящее нужное для страны дело, печалились, ругали нынешних научных деятелей-бездеятелей.
На таком вот празднике я и стал учителем.
– А ты молодец! Сообразил, принес три литровых и сухариков. Молодец. А то бегай каждый раз за кружкой.
Так вот, через дно кружки был виден кусок неба в окне… Сверток закрывал бачок вместо разбитой крышки. Киришка – Кирилл… Собирались вместе по привычке по праздникам. На таком празднике и предложили мне стать учителем.
Предложение это показалось сначала нелепым. Потом забавным. А сделано оно было по пьянке в знакомой компании, куда директор школы попал случайно. На предложения поучительствовать я согласился сразу. Тоже по пьянке и тут же про него забыл.
Но через день директор позвонил и возмутился, почему я не пришел к нему в школу и не написал заявление.
– Какое заявление?
– Как какое, мы же договорились. Ты преподаешь у меня в школе с завтрашнего дня!
– Я?
– Через час жду! – Он повторил адрес школы, еще раз сказал, что через час ждет, и повесил трубку.
Ведомый вдруг появившимся инстинктом подчиненного, я надел костюм с галстуком, почистил ботинки и поплелся в школу.
По дороге вспомнил, как мы в тот день оказались рядом за столом, познакомились, потом пили, как я спорил и доказал, что Тарковский – о-го-го, а Вознесенский – фуфло. При этом сказал «пардон». Вспомнил, как прочитал единственно знаемое стихотворение классика, потом свое, написанное в институтской юности и вдруг всплывшее на волне принятой смеси шампанского и водки. После каждой рюмки я говорил прилипшие «пардон» или «о кей».
Директор утвердился, что рядом с ним полиглот, знаток словесности и гений. Спросил, где сейчас работаю. Я сказал, что неделю назад сокращен по причине того, что НИИ лопнул. Он воспринял это как дар божий и тут же пригласил к себе в школу сеять разумное и прочее. Я согласился, но объяснил, что не биолог, в сельском хозяйстве хотя когда-то работал, но по электрической и механической части и сеять вряд ли получится. Директор сказанное воспринял как юмор, показал на меня пальцем, сказал: «Жванецкий!», и мы, как оказалось, договорились.