– Что это еще за дзеновская фигня?
Бенедикт сердито смотрел на Гамаша, снег крутился вокруг него, кулаки молодого человека сжимались.
– Вас никто не учил ездить по снегу? – прокричал Гамаш в метель.
– Я умею это делать лучше, чем вы.
– Тогда вы сможете преподать мне урок. Но вероятно, не сегодня.
Они вернулись в машину, Гамаш включил передний ход.
– И чтобы вы знали… – сказал он, сосредоточившись на дороге. – Я никогда не сдаюсь.
– Куда мы едем? – спросил Люсьен с заднего сиденья.
– Домой, – ответила Мирна.
– Мы приехали? – спросил нотариус. В очередной раз.
– Oui.
– Правда?
Ответ был таким неожиданным, что Люсьен замолчал. Он рукавом стер конденсат с окна машины и посмотрел наружу. И увидел… что там ничего нет.
А потом ветер на мгновение сдул снег, и на долю секунды сквозь разрыв в метели нотариус увидел дом. Жилье.
Дом, сложенный из плитняка, через окна со множеством переплетов испускал мягкий свет.
А потом он исчез, проглоченный метелью. Видение было настолько кратким, что Люсьен в отчаянии решил: это его воображение выстроило сказочный коттедж.
– Вы уверены? – спросил он.
– Абсолютно.
Не прошло и часа, как Арман и его гости приняли душ и облачились в сухую чистую одежду. Только Люсьен отказался от всех предложений.
Они сидели за длинным сосновым столом, а печка в дальнем конце комнаты выдавала тепло на-гора. Снег за окнами доходил до рам по обе стороны очага, отчего выглянуть на улицу было затруднительно.
Бенедикт надел хозяйскую футболку, свитер и слаксы; он уже успокоился после дороги. Горячий душ и обещание еды подняли ему настроение.
Молодой человек огляделся.
Коттедж не сотрясали порывы ветра, окна не дребезжали, несмотря на ярость разбушевавшейся стихии. «Дом построили на века, – подумал Люсьен, – и он простоял уже не меньше века. А то и двух».
Даже если бы он и постарался, очень постарался, ему вряд ли удалось бы построить такой надежный дом.
Мерсье посмотрел на мадам Гамаш, которая подавала бульон, на Армана, нарезавшего хлеб. Время от времени они обменивались словами. Их тела соприкасались на манер столь же случайный, сколь и сокровенный.
Бенедикт спрашивал себя: если бы он постарался, очень-очень постарался, смог бы он построить отношения такие же прочные?
Он поскреб грудь и поморщился.
Несколькими минутами ранее, стоя под горячей струей душа, Арман спросил у Рейн-Мари: