– Excusez-moi, – сказал он коммандеру, который смотрел на него чуть ли не с ненавистью. – Могу я воспользоваться вашим кабинетом? Приватно?
– Конечно.
Гамаш позвонил, хотя дверь и не была закрыта полностью и коммандер мог слышать. Потому что он слушал.
– Она ушла. Следите за ней.
И тут коммандер понял, что сделал Гамаш. Что он делает. И что явно отвечало составленному им еще раньше плану.
Старший суперинтендант выпускал молодую женщину в дикий мир. И куда она пойдет? Наверняка назад, в грязь улицы. И там, среди подонков, она начнет искать новую дозу.
Шоке выведет их на торговца. И возможно, на всю партию опиоидов, которую глава Sûreté du Québec впустил в страну.
Старший суперинтендант Гамаш найдет наркотики и спасет множество жизней. Но для этого ему придется перешагнуть через тело Амелии Шоке.
Коммандер, провожая взглядом Гамаша, не знал, восхищается ли он теперь главой Sûreté еще больше. Или меньше.
Кроме того, он играл с одной недостойной мыслью. И сколько бы ни пытался отделаться от нее, она отказывалась уходить.
Коммандер спрашивал себя, не подложили ли ей наркотик по команде старшего суперинтенданта, который знал, чем это кончится. Знал, что случится дальше.
Арман в машине, прежде чем отправиться на встречу с Мирной и другими, снял перчатки, надел очки для чтения, взял книгу в свои большие руки.
Потом открыл, вернулся на знакомые страницы. Старый друг.
Просматривая потрепанные страницы, он нашел подчеркнутые ею строки.
«Человек должен страшиться не смерти, а того, что он никогда не начнет жить».
И он подумал о щелк-щелк-щелканье, которое слышал, когда Амелия проходила мимо. Ее подсказке.
Спасите наши души.
– Арман, вы должны это услышать.
Гамаш не успел войти в дом старшего сына Берты Баумгартнер, как Мирна потащила его в гостиную, где уже собрались все.
Он снял куртку, шапочку, перчатки, ботинки и теперь стоял в носках, оглядывая комнату. Вдоль дальней стены он видел стеллаж с книгами, фотографиями в рамочках и всякими сувенирами, скапливающимися в каждом доме. На другой стене висели картины. Никакого авангарда – вполне пристойные акварели, несколько картин, писанных маслом, несколько нумерованных графических копий. Окна выходили на задний двор, где на площадке, усыпанной глубоким, ярким снегом, стояли взрослые деревья. В камине потрескивали поленья.