Только как она пыталась избавиться от отрицательной энергии, которая окружала ее, что называется, на каждом шагу.
А она – на задумчивости – продолжала говорить:
– У человека есть несколько стадий изнурений.
Макс не уточнил какие именно, она же об этом далее не обмолвилась, зато сказала нечто другое:
– Многообразие всегда бросает в удивление.
И еще одной мыслью возгорелись ее уши.
Да, именно уши!
Он замечал, что когда она начинала говорить длинную фразу, у нее пламенели раковины ушей.
– Вспыльчивость – не только признак неправоты или сомнительности. Это признак поверхностного понимания истины, от которой происходит та или иная зависимость.
Макс чуть не присел от удивления.
Такой умности, если она ее, конечно, не вычитана из книг, он от нее не ожидал.
А она продолжила:
– Где-то в глубине нашего бессознания бьется аритмия исчерпанности сущего, существующего вовне ощущения, а тем более понимания. И именно оно нами управляет. И когда нам кажется, что это мы хитрим или притворяемся, то решительно заблуждаемся. Все это проделано вот тем нечто, от которого мы, в силу своего невежества, стараемся откреститься, думая, что способны на что-то если не великое, то путное.
Волошин немного поежился.
Странным ему казались не только поцелуи, которыми он, как ему думалось, проложил дорогу и к чему-то более значительному, но и сами взаимоотношения на грани превосходства, которые он себе позволил.
И он тоже, как то самой разумеющее, назвал ее на «вы».
А она тем временем произнесла:
– Порою мне жалко планету как маленькую девочку, которую хочется погладить по голове. Она как бы находится вне внушаемости, то есть, ощущения глобальности.
Они расстались уважительно и навсегда.
Макс переехал на другую квартиру.
Вот что вспомнилось ему в затхлой комнате Мота в пору, когда тот обрабатывал каким-то снадобьем полученные накануне поранки и ссадины.
Окончив свое, как он выражался, «дурнодело», Мот, на руках, прошелся по комнате, потом произнес, медленно встав на голову:
– Если бы люди понимали самую простую истину, что без мира не бывает жизни, они бы не враждовали.
Мне кажется, существует какая-то изначальная неприязнь в человеке, заквашенная на его сути.
И он рассказал, как один страховщик, когда он работал под куполом цирка, отпустил веревку, чтобы…
– Он хотел увидеть, как состоится смерть того, кто каждый день рискует.