При ремонте Крис настоял на сохранении оригинальной планировки помещений, однако несмотря на новую отделку, каждая комната по-прежнему изолирована от соседних. Я же хотела более открытое пространство, и сейчас мне иногда кажется, что я задыхаюсь среди всех этих стен.
А еще у меня точно не получится подслушать разговор Клары и Дженни.
Крис ставит противень на плиту.
– Нужно принести остальные, и все будет готово. Клара скоро приедет?
– Не знаю, – отвечаю я. – Спроси Дженни.
Муж удивленно приподнимает бровь, слыша завистливые нотки. Затем выходит из кухни, оставляя дверь хлопать. Джонас придерживает ее ногой и возвращается к нарезке овощей.
Хоть мы вчетвером и были друзьями в школе, сейчас он кажется мне незнакомцем. Внешне Джонас практически не изменился, не считая пары деталей. В юности его каштановые волосы были гораздо длиннее, так что иногда приходилось даже убирать их в хвост. Сейчас они темнее и короче. И выгоревших до медового цвета прядей больше не видно. Но, пожалуй, так его синие глаза выглядят даже ярче. Они всегда казались мне добрыми, даже когда Джонас злился. Я могла определить, что он расстроен, только по тому, как напрягалась его тяжелая нижняя челюсть.
Крис всегда был полной противоположностью друга. Светлые волосы прекрасно сочетаются с изумрудными глазами, а подбородок никогда не скрывается за щетиной. По работе ему требуется быть чисто выбритым, благодаря чему муж выглядит намного младше реального возраста. А еще у него появляются потрясающие ямочки, когда он улыбается. Обожаю его смех даже после стольких лет брака.
Когда друзья стоят рядом, сложно поверить, что обоим исполнилось по тридцать пять. Крису запросто можно дать двадцать пять, его лицо по-прежнему детское. Джонас же выглядит на свои годы и, кажется, вырос еще на несколько дюймов со школы.
Мне становится интересно, насколько изменилась я сама. Хотелось бы думать, что мой вид такой же моложавый, как у Криса, но чувствую я себя старше даже тридцати трех.
Вернее, уже тридцати четырех.
Джонас протискивается мимо меня, чтобы взять из шкафа тарелку, и пристально смотрит мне в глаза. На какое-то мгновение он застывает. По выражению его лица я вижу, он хочет что-то сказать, но почти наверняка промолчит. Он всегда был себе на уме. Больше думал, чем говорил.