– Ничего ты не имеешь. – Вывести из себя старую колдунью, казалось, было совершенно невозможно. – Вот во дворе собственном утвердишься, вот дадут тебе когда ученицу, тогда и решать станешь, за что взяться – за вожжи, за хворостину, или ещё как вразумлять.
– Отзови их, наставница! Отзови, пока не поздно! Не просто так там мост ладят, не чувствуешь, что ли? Опять этот… зрячий притащился. Боюсь, он и сквозь облик их истинную натуру разглядеть сможет. Не чувствуешь, наставница?
– Отчего ж не чувствовать, Анеюшка? – обманчиво миролюбиво протянула старуха. – Всё я чую. Не выжила ещё из ума, ветер да травы слушать не разучилась. Потому здесь и торчу. Чую зрячего, и ребятишек на него натаскиваю. Иль думаешь, у меня силы их вытащить не хватит? Ещё как хватит. Да и ты здесь, любезная моя. Подмогнёшь, коль чего, – колдунья хихикнула.
– Подмогну, – мрачно сказала Анея. – Куда ж деваться, не допускать же, чтобы ребятишки в полон угодили. Случись чего, Предславу на них выпущу. У неё давно уже кулаки чешутся, подраться хочет.
– Кулаки чешутся… – проворчала старая ведунья. – Замуж её надо! Девка выросла – косая сажень в плечах, сила богатырская,– вот и дурит, вот и скачет по лесам медведицей! А так сидела б дома, мужа б обихаживала да деток кормила!
– Каких деток, Велиславна, ей пятнадцать всего! В старые времена только замуж так рано выдавали!
– Кого в старые, а кого и сейчас пора уже, – не уступала Верея. – Заневестилась сестрица твоя младшая, уж поди с парнями в переглядушки играет!
– Наставница!
– Чего «наставница»? Не знаешь, что способности наши от отца-матери детям передаются? Вы с сёстрами – дочери Вольхи Змиевича, внучки Змея Полозовича, правнучки самого Полоза Великого, зверя магии! Нельзя, чтобы кровь его расточалась бы! Предславе в девках сидеть нечего, чай, норов-то у неё не такой ядовитый, как у старшей-то сестры!
– Тьфу! У тебя, Верея Велиславна, не язык, а помело! Словно и не ведунья почтенная, уважаемая, а баба базарная. – Анея отвернулась, раскрасневшись. Совсем наставница старая берега потеряла. Язык у неё всегда был острей, чем у самой Анеи, и с годами только язвительнее становился.
– Баба иль не баба, а пора Предславе замуж. Медведицей скачет, вот пускай медвежаток и плодит. Глядишь, тоже превращальщиками станут.
Анея Вольховна решила не отвечать. Сосредоточилась на кружащей в небе пустельге да на зайчишке, что, доскакав до самой реки, обернулся бобром. А может, выдрой, трудно различить отсюда; само собой, смотрела Анея не глазами.