– Вы оба… Похожи больше, чем думаете, – шепчу, обнимая себя руками за плечи, как будто пытаюсь защититься.
Хасан и отец переглядываются. Напряжение между ними нарастает, как гроза, готовая вот-вот долбанёт в одну-единственную цель. Меня. Папа громко матерится, срываясь на низкий рык. Хасан прищуривается, его взгляд становится холоднее, как полярная ночь.
– Фильтруй, Барби, – бросает он, и это звучит как предупреждение.
– Нет! – выкрикиваю. Слова вырываются из меня. Я их уже даже не контролирую. А смысл? Они все решили. Меня никто не спрашивает. – Оба за меня решения принимаете! Очень хорошо, папа, что ты решил. Но я взрослая! И сама могу…
Я даже не успеваю договорить, как папа перебивает:
– Давай.
Он оборачивается к Хасану, кивком головы указывая на меня. Его взгляд – твёрдый. Решительный. У меня коленки дрожать начинают.
– Что ‘давай’?! – переспрашиваю, и голос мой начинает дрожать. Мне это не нравится. Совсем. Взгляд Хасана – острый, почти звериный. Решительность отца – безжалостная. – Что за…
– Я же говорил, что пиздежа будет дохера, – цедит Хасан, не сводя с меня глаз. – А ты думал, она сама пойдёт. Моё слово для неё закон, – это он отца так передразнивает. Точно дурдом какой-то. – Она в лесу тогда всех медведей заебала – они от коматоза в спячку раньше положенного впали.
– Эй! – кричу, но слова срываются в пустоту. Моя ярость разбивается о холодную стену их равнодушия. Они, кажется, вообще меня не слышат.
Я делаю рывок к двери. Сердце колотится в бешеном ритме. Если я сейчас выбегу, если успею… Но моя свобода обрывается, когда сильные руки Хасана резко перехватывают меня.
Его пальцы сжимаются на моих запястьях, и я вздрагиваю от неожиданности. В его другой руке что-то блестит. Я опускаю взгляд и вижу знакомый моток серого скотча. Мой мозг тут же заполняется образами: липкий материал, отсутствие возможности пошевелиться…
– Сама виновата, Барби, – ухмыляется Хасан, притягивая меня ближе. Его дыхание обжигает моё лицо. – Ты могла бы сделать всё по-хорошему.
– Отпусти меня! – воплю вырываясь. Но его хватка – стальная. Я дёргаюсь, пинаюсь, но бесполезно.
– Остынь, – рычит, и его голос – это смесь раздражения и ледяного спокойствия. – Иначе будет хуже. А ты знаешь, как может быть...
Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Паника подступает к горлу, а гнев растекается по венам, заполняя меня до предела. Тыдынь. Готово. Можете доставать.