***
На следующий день Настасья дождалась, когда Лукьян, как это частенько бывало, после сытного обеда уснёт в чуланчике, натёрла себе нос и щёки полотенцем до красноты, позвала к себе Лукерью и пожаловалась:
– Знобит что-то. На улицу папенька выходить не велит; в комнате душно – вот, видимо, и продуло меня через открытое окошко.
Лукерья тут же насторожилась:
– Точно захворала иль надумала чего?
– Вот ещё! – наигранно надув губы, пробурчала Настасья. – Плохо мне, не видишь? Того и гляди слягу и не поеду никуда.
Ключница заохала, засуетилась:
– Не сляжешь, матушка, не дадим тебе хворать! Сейчас я тебе медку из подвала достану, взвар травяной приготовлю – выпьешь, тут же на печку лезь и лежи. Хворь твою враз снимет.
– Не смогу я твой взвар пить, – притворно закашлявшись, простонала Настасья. – Мутит меня что-то. Вели лучше Егорке баньку истопить. А пока дай мне одёжку какую потеплей. Трясёт меня, не видишь?
Настасья нарочно съёжилась, зубки её застучали. Лукерья нахмурилась.
– А князь Тихон не велел тебе верхнюю одёжу давать, чтобы ты чего такого не удумала…
– Так я ж тебя не шубу лисью прошу. Дай-ка мне тулуп овчинный – в нём-то, поди, теплее будет? Да платок свой дай! – прикрикнула Настасья. – Мне ж то не для красы, а для дела!
Лукерья тут же закивала, дала Настасье тулупчик и плат да побежала искать Егора. Тот в это время разгребал во дворе выпавший накануне снег. Выслушав женщину, угрюмый, но безотказный мужик нехотя отправился за дровами, а Лукерья полезла на чердак за вениками. Видя, что во дворе никого нет. Настасья, спешно одевшись, выскочила в окошко и через открытые ворота выбежала со двора.
Морозец щипал нос и щёки, но под овчинным тулупом и толстым пуховым платком Настасья даже немного вспотела. Она шагала быстро, всё время озиралась: нет ли погони. Как-то раз оглянувшись, Настасья налетела на какую-то бабу, и та, зацепившись коромыслом, едва не окатила беглянку водой. Баба тут же разоралась, игравшие поодаль мальчишки стали громко свистеть и улюлюкать, видя, как Настасья, подняв воротник, спешит убраться восвояси. Один из них даже кинул ей вслед снежком, но не попал. В Плотницком ряду, опять оборотившись назад, едва не угодила под ехавшие на базар сани.
– Куды прёшь, гусыня? – рявкнул возница – скукоженный мужичонка в распахнутом на груди тулупе.