– Спасибо.
Но мама не сдается: она ставит передо мной клубничное варенье и тосты, излюбленные французские тартинки, которые, опять же по ее словам, я обожаю.
– Съешь хоть их, тебе нужно принять таблетки, – просит она, хмуря брови. – Раньше ты так хорошо ела, я все переживала, что поправишься, но, видимо, растущий организм знает, что к чему.
Измученная улыбка на ее лице меня раздражает. Мне и жалко ее, и в то же время я не могу перестать над ней издеваться. Я не в том состоянии, чтобы как ни в чем не бывало проглатывать пищу, не могу притворяться, будто мне вкусно, а на душе спокойно.
Я ерзаю на стуле и предпринимаю последнюю попытку: откусываю кусочек хрустящего багета, обильно намазанного маслом и вареньем и опять быстро хватаю чашку и делаю жадный глоток чая. Мама шумно вздыхает, но тарелки из-под моего носа забирает и выходит в кухню. Я тоже облегченно выдыхаю – я люблю оставаться одна. В комнатах в такие моменты появляется больше воздуха и на плечи не давит чужое присутствие. Но, к сожалению, меня крайне редко оставляют одну.
Я делаю очередной глоток чая и думаю, что он, пожалуй, приятный. Мне нравится нежный аромат жасмина, а также что он слегка горчит, ведь я пью его без сахара. Я допиваю все до последней капли, и в комнату вновь входит мама.
– Я попрошу Себастьяна рассказать тебе об анорексии и ее последствиях. Если ты думаешь, что я все это выдумала, то сильно ошибаешься.
Со временем ей стало сложно сдерживать злость и раздражение.
Себастьян – это мой психотерапевт. Я не знаю, что хуже: иметь дело со мной или с моей матерью. Я, по его словам, не иду на контакт, а она, пожалуй, слишком сильно на него давит, ожидая прогресса. В любом случае я ему крайне не завидую.
– Себастьян сказал, что худеть в девятнадцать-двадцать лет для девушек нормально. Переход из подросткового возраста, детский жир покидает тело и прочее… – устало объясняю я.
– Худеть на двенадцать килограммов – это нормально? – нервно шипит она. – В таком случае нам стоит поменять доктора.
Я поднимаю глаза и встречаюсь с ее разъяренным взглядом; мне становится страшно, ведь я только стала привыкать к Себастьяну, к его маленькому кабинету, белым стенам и участливому голосу.
– Я не пойду ни к какому другому доктору, – сиплю я, не сдерживая слез.
Мама закрывает глаза, и по выражению ее лица я понимаю, что ей становится стыдно.