– Скажи хоть, как мой сын? – спросил Сергей неожиданно.
– Что именно ты хочешь знать? – уточнила она.
Теперь вся чванливость и спесь с неё слетели окончательно: женщина разговаривала по-простому и держалась слегка развязно, как прежде, будто не минули эти годы, разделявшие их.
– Он называет его папой? – теперь уже с робостью в голосе спросил мужчина.
– А как, по-твоему, он должен его называть?
– Значит ты сказала ему, что я умер?
– Неужели я должна была всем рассказать о нашей связи?
– Лучше бы забрал его у тебя.
– Ага, и после отправился бы прямиком в тюрьму.
– Тогда я не стал бы нарушать закон, устроился бы работать.
– Сейчас что тебе мешает?
– Не знаю, не хочу… Стимула нет…
– Вот-вот. Всё ему стимулы подавай. От этого и неудачи.
– Сама-то вон как хорошо прижилась… Ни дня наверно не работала, когда замуж вышла.
– А воспитывать детей, по-твоему, не работа?
– Ну, это же свой помёт.
– Ха, для кого-то может и помёт… Так вот чтобы один из них, который твой кровный сын, по-прежнему жил в достатке и ни в чём не нуждался, надо обязательно совершить то, о чём я прошу.
– Неужели всё так серьёзно?
– Серьёзней некуда… Если он надумает разводиться, куда я подамся с четырьмя детьми?
– Всё равно ведь не бросит их совсем… Алименты будет платить.
Жена олигарха помрачнела от этих слов, сжала пальцы. Взгляд её стал свирепым, как у озлобленной бродячей собаки.
– Не смей говорить мне об этом! Не смей даже думать так! – закричала она, и несколько прохожих оглянулись.
– Всё-всё, хорошо, молчу, – протянув к ней руки, попытался успокоить собеседник, явно хотел обнять, но всё же прикоснуться не осмелился.
– Вот и хорошо, молчи – молчать у тебя нормально получается… Запомни навсегда, я ни за что не разведусь! Только через мой труп. Хотя нет, это глупо… Пусть лучше трупами будут другими! А мне на мой век хватило бедствовать, теперь своё счастье и свой сладкий кусок я не упущу… Взяла – значит моё…
Она говорила, задыхаясь от волнения… Тогда Сергей в самом деле замолчал.
Хотел заверить ещё в утешение, что с радостью принял бы её со всеми четырьмя детьми, но не сказал так. Что он мог им дать? Ведь даже одного своего родного не мог он обеспечить всем необходимым – для достойного воспитания сейчас требовалось чрезвычайно много… Он часто наблюдал со стороны за разной чужой благополучной жизнью и понимал, что никакими способами, тем более преступными, ему этого не достичь – слишком сложно, да и судьба благоволит лишь к единицам. Счастливчики! Оставалось только завидовать им. Своей бывшей подруге он тоже завидовал, ведь что ни говори, а ей в самом деле сказочно повезло.