Учились девочки хорошо – Ирочка легко, а Марина, которая еще в третьем классе нет-нет, да и выхватывала двойки и тройки, классу к шестому подтянулась и выровнялась. Уроки они делали по большей части вместе – с сочинениями помогала мама, а с математикой Марина справлялась прекрасно, помогая и тугодумке Ирочке.
Когда на выпускном после десятого класса Марину вызвали за дипломом следом за Ирочкой (она отставала лишь на одну пятерку), родители Ирочки лишь красноречиво и гордо переглянулись – «знай наших!». Мать Марины была здесь же, но ирочкины родители никогда не стремились быть к этой многодетной и не слишком благополучной семье ближе – им вполне хватало одной Марины.
С годами они по-своему полюбили ее, она была словно ангелом-хранителем для их слабенькой и болезненной дочери. Однажды в шестом классе им даже пришлось сильно поспорить за нее с директором школы, когда Марина серьезно расквасила нос и сломала руку мальчишке из параллельного класса. Ирочкины родители долго добивались тогда – почему? Но девочки упорно молчали. И лишь когда им пригрозили, что непременно переведут Ирочку в другую школу, то обе заревели и признались: тот обзывал Ирочку «соплёй». Марину простили безоговорочно и навсегда, и тему эту больше не поднимали.
Поступать решили на журналистику, и трудно было сказать, придумала ли это богемная Ирочка, или прямая и целеустремленная к тому времени Марина. Вдвоем, прислонившись спиной к холодной балконной стене, они не раз мечтали, как будут брать интервью у самых серьезных политиков, или писать острые и злобные колонки в больших и солидных газетах. Ирочка заикнулась тогда даже о телевидении, но Марина оборвала это сразу – ерунда. Ирочка не спорила. Они и вообще не спорили, и дружба эта была на удивление ровной – две совершенно разных девочки словно срослись друг с другом. Так, проучившись в одном классе, просидев за одной партой, проведя все десять летних каникул вместе, и практически не расставаясь ни на один день, они не повздорили ни одного разу. Это было удивительно.
Взрослая Ирочка едва ли сильно отличалась от Ирочки-ребенка – те же жиденькие белесые волосы (впрочем, теперь она укладывала их аккуратными крупными локонами), та же прозрачная до синевы кожа, те же тоненькие ручки и писклявый голосок. Впрочем, она все равно была милой – огромные голубые глаза ее светились какой-то грустью, в маленьких аккуратных ушках загадочно мерцали бриллианты (подарок родителей к окончанию школы), за блузкой топорщились невесомые грудки, ловко увеличенные хитрым импортным бюстгальтером, а аккуратные коротенькие юбочки подчеркивали идеальную стройность тоненьких упрямых девичьих ножек.