У развязки дорог, чем-то напоминающей небрежно брошенные ножницы, первым был задержан Григорий Фельд. Он был секретарем редакции в соседнем селе и сюда наведывался к своей полюбовнице – Фроське Мамоновой, какая работала счетоводом в бухгалтерии, которая теперь, почти в полном составе, стояла на козанках.
И в общем, Гришу – цоп-царап.
При нем нашли гранки будущей газеты. Были они усыпаны козявками правок. Но денег обнаружено не было.
И по поводу своего задержания он напишет через неделю, укорив тех, кто это учинил, что вернуть достоинство так же трудно, как невозможно вернуть целомудрие давшей себя объегорить девке.
И тогда деньги, неожиданно для всех, нашел пришляк Максим Чемоданов. Обнаружил он их в лесу, ссыпанными в мешок из-под ядохимикатов, и потому всех, кто их в разное время получал, преследовал, как кто-то пошутил, «дух капитализма». Потому, когда встречались два собутыльника и один из них клялся, что у него денег нет, другой, не веря на слово, по старой памяти не облапывал его по заначкам, а принюхивался к карманам. И коли улавливал ту самую ядовитинку, которой были помечены деньги, говорил:
– А ну признавайся, куда ты их дел?
И тут же – опять по запаху – находил, в каком укромном месте они у того лежали.
А Чемоданова немедленно назначили главным бухгалтером, изгнав прежнего ротозея, тем более стало известно, что к нему давно, как кошка, ластится молодая жена председателя Клавдия, так усорившая всем глаза, что ее были готовы лепить к любому, кто появлялся на горизонте.
Сам же пред Кирилл Карпович Гнездухин был не сказать что уж очень почтительным человеком, скорее, наоборот. Сговорчивым он был с начальством, которое наведывалось сюда довольно часто по той причине, что тут пролегала, по чьему-то точному определению, «икряная жила», и всякого, кто приезжал в Волгоград из Москвы или других более высоких мест, да хоть из-за границы, везли именно сюда, чтобы тут попотчевать до отвала тем, что везде подается в величайшей скудности.
Так вот с начальством Гнездухин вел себя сносно, хотя, коли присмотреться, и вежливость в его исполнении была мерзка. Сам вроде весь извивом исходит, а глаза холодно-злые, придушенные неприязнью.
Всю жизнь Кирилл кому-нибудь завидовал. Причем зависть у него была даже невещественна, что ли. Например, он завидовал, что над соседними полями шел дождь.