– Давай, топай, – дядя Петя грубо подвинул обольстителя в автобус. – Вон твоя мадам уже уши навострила, – кивнул Петр на Ольгу. Но девушка равнодушно смотрела в окно, не обращая на происходящее никакого внимания.
– Ира, зайчик, ты папку с ведомостью захватила? – поинтересовалась главбух.
– Да, Татьяна Михайловна. И контракт, и талоны, – отчиталась Ирина.
Татьяна Михайловна продолжила:
– Умница.
Ирина засияла самой ослепительной улыбкой.
Николай нежно обхватил талию Ирины:
– Пардон, мадмуазель. Позвольте протиснуться!
Ирина покосилась на Ольгу, намеренно не реагируя на посторонние руки на своей талии.
– Так. Коллеги! Все на местах? Можем ехать? – громко спросила она.
– Да! Давай. Поехали уже, – посыпались раздраженные возгласы.
Автобус тронулся.
– Оля, ты чего такая грустная? – как ни в чем небывало, спросил Николай.
Оля смотрела в окно. Она знала, через 40 минут пойдет снег и будет идти весь следующий день и ночь. Она знала, что она там, где должна быть, там, куда ведет путь. Знание наполняло смыслом ее существование и существования этого изломленного измерения. Здесь и сейчас. Ничто не остановит движение тропы. «Надо идти дальше!» Улыбаясь, она повернулась к Николаю.
– Я не грустная, с чего ты взял. А вон мадмуазель со старой клюшкой грустят.
Николай посмотрел на Татьяну Михайловну и Ирину. Те, молча, жевали бутерброды.
– С чего ты взяла что … моя? – слово «мадмуазель» Коля застенчиво пропустил.
– Твоя, – продолжая улыбаться, сказала Оля.
– Что ты начинаешь … – защищался Николай.
– Все, заткнись! – в ее голосе звякнули металлические нотки раздражение и омерзение.
Девушка отвернулась к окну. Она была занята. Она складывала мозаику из новой себя. Случившийся накануне транс разбил скорлупу разумения. Следовало собрать заново. Сокровище истины сверкнуло в зеленых глазах, затмив многогодовой слой серости. Теперь Ольга ведала, понимала, чувствовала. Значит, могла менять. И, когда первая снежинка упала на плетущийся автобус, недостающий пазл мозаики закрыл последнюю брешь понимания.
Повалил снег.
***
Ехали медленно. Густая снежная завеса, не дальше чем в двадцати шагах, отражала свет фар. Дорога казалась разъезженной только в дремлющих деревушках и у заправочных станций. Транспорта, встречного и попутного, было не много. И, с каждым километром, машин встречалось все меньше и меньше.