– Наконец-то! – вырвалось там с облегчением и радостью.
Только под вечер в тот день, уже встретив Ельцина, Кравчук наконец узнал, что у Змея Горыныча было пять голов.
И высказал предложение позвонить еще кое-кому, в том числе и Назарбаеву.
Но Нурсултана Абишевича не нашли. А о кое-ком другом тут же забыли. И, покашиваясь на итоговый стол их встречи, приступили к империческим высказываниям, которые составляли основной срез заботы этой встречи.
Но свобода выбора была ограничена, хоть и каждый принес всю боль в эту жизнь. Потому о законе защиты законов забыли. И при активном потворстве своих советников вышли на финишную прямую, которая вела в тупик.
Нет, настороженные слова проскакивали. Но их, как правило, побивали неосторожные, и все, хоть и на деловом уровне, но расстались так мило, словно еще раз побратались с забытой ими уже социалистической мечтой.
Договор получился причесанно-прилизанным, но, однако, в полном отчаянье повторяющий худшие опасения здравомыслящих людей.
Так эти трое примкнули к проекту всеобщего развала и хаоса.
И первым этот прокол ощутит тот же Кравчук и отнесет свое запоздалое мысление за счет того, что хохол в зад умен. Но исторически вопрос был уже исчерпан. И заработала старая, но опробованная технология обвинять друг друга в том, что в конечном счете случилось или произошло.
Но база действий была уже ограничена.
Однако ответ на все это дает следующий вопрос: «Кому все это было нужно?» Может, тем, кто громче всех аплодировал той глупости?
Это была поистине пастырская акция. Хотя говорились обыкновенные светские слова. Но каждый видел, что это приложение к жизни, которая исчерпала себя задолго до смерти.
Выдержав свою речь в библейском и литургическом духе, Михаил Сергеевич отрекался от престола.
Базовый текст был, конечно, выдержан в бодрых тонах. Но каждый видел, что это новый способ выражения своего неизбежного грустного падения.
В этой нелегкой обстановке он готов обозначить переориентацию, но не хочет этого, опасаясь каких-либо народных столкновений.
Речь его, как он думал, должна поменять к нему личное расположение. Потому как он публично демонстрирует сознательное неучастие в борьбе, которую еще есть смысл продолжать. И такой взгляд распространялся и креп. Ибо ни у кого другого, а у президента СССР на тот час был в руках тот самый ядерный чемоданчик, который ревностно пользовался безоговорочной репутацией.