Увертюрное вступление - страница 5

Шрифт
Интервал


Такие слова мне лучше не говорить. Дух противоречия, живущий со мной в одной квартире уже четверть века, тут же подхватился и побежал:

– Ты мог бы вернуть книжку сам!

– Если бы мог, вернул бы…

– А что, вы до сих пор не помирились?

– Мы до сих пор, да. А если тебе нравится называть мою зависимость «мир», то нет, не помирились.

– Хм… Ты зависишь исключительно от себя, от своей обиды на пустом месте и от нежелания построить нормальные здоровые отношения с Полиной.

– Ты не сможешь передать книжку? Так и скажи! И, знаешь, меня не нужно направлять в ту сторону, которая тебе видится как единственная. Сторон света, если ты помнишь, четыре.

– Вот и иди на все четыре!

– Что?!? На четыре стороны?!? А почему не на три буквы?

Я засмеялась, понимая, что напряжённость в разговоре исчезла, и мы с другом моей подруги остаёмся «на связи».

Так попал ко мне переводной томик «розового киселя», а дух противоречия продолжил свою подленькую подпольную работу: я начала читать!

Собственно, моя спонтанность в подобных случаях была и моим жизненным кредо. Наверняка профессор психологии отметил бы, что в подобных случаях я находилась в плену когнитивных искажений. Вполне вероятно, их было много, но самым главным был дух. Дух противоречия. Он незыблемо стоял на страже моей свободы, которую я боялась потерять и судорожно сжимала, как кулачки, когда чувствовала своё полное бессилие.

Мама говорила: «Заходи в воду постепенно, не спеша – пусть тело привыкнет к более низкой температуре…» И я врывалась в водоём с максимально доступной мне скоростью, преодолевая напор воды, мамины крики за спиной и свой страх перед водной стихией, потому что впереди меня ждала свобода! Свобода никогда меня не подводила и не обманывала – она вибрировала во мне радостными волнами, и я выплёскивала её словами Хабанеры, упиваясь собственным голосом: «У любви, как у пташки крылья, её нельзя никак поймать, тщетны были бы все усилья, но крыльев ей нам не связать!» И точно знала: если я буду свободна, поймать меня не сможет никто!

Когда профессор имени другой науки говорил: «Деточка! Вот здесь… и здесь… – и его восковой палец с длинным, как будто специально заострённым для специфической процедуры ногтем проводил ровную линию под напечатанной строкой, – вам следует изменить порядок слов, что непременно повлечёт изменение смысла, которое в данном контексте нам и необходимо как воздух», – я мысленно показывала ему кукиш, а в реале, пока он был увлечён своей правотой, язык. И ничего не исправляла! Разумеется, мне ничего и не засчитывали, меня громили и давили, и я сдавалась, но сдавалась свободной и внутренне уверенной: меня не победили!