– Посадите картошку. Хоть немного. Пару ведерок. Я буду поливать. Своя картошечка такая вкусная.
– А помидоры посадили? Обязательно посадите. В прошлом году Петя с женой посадили. Такие были сладкие. Я их каждый день ела.
– Огурчики обязательно… Свои огурчики…
Разговоров много. Каждый день. И сборы долгие, как на свидание.
– А какое мне платье надеть? А кофточку? А платок? – И – обязательное: – Подуши меня. Вот этими духами, хорошими.
Но потом вдруг передумает:
– Нет. Не поеду. Лучше полежу.
Но все же иногда ездила.
Приедем. Из машины выберется, бредет с батожком.
– Я сама, сама… Я все погляжу. Свою комнату погляжу. Яблоньку… Как там яблочки? Не пропали?..
Идет помаленьку, старый одуванчик… Одни лишь легкие косточки. Два шага шагнет и просит: «Поставь мне кресло».
Полотняное раскладное кресло ставится в тень ли, на солнечный припек, смотря по погоде.
Посидит, подремлет и заторопится:
– Поехали, поехали, хватит…
Я ворчу:
– Чего тогда приезжали, гоняли машину, собирались полдня?
Мне в ответ обещание:
– Вот когда я поправлюсь, я поживу здесь. А теперь поехали…
Все хорошо: зелень, чистый воздух, легкий ветер, солнечное ласковое тепло, сладкая дрема, но родных людей, с кем жила в этом доме и рядом, – их уже нет. А без них – пустыня.
Мама поняла это не вдруг, прежде порою сердилась:
– Почему ко мне никто не идет? Пойдите позовите…
– Кого позвать?.. – отвечал я со вздохом и добавлял про себя: «Не дозовешься. Они далеко».
Конец нашего старого дома я осознал прежде матери, когда нас обокрали, два ли, три года назад.
Для давних моих знакомых, земляков, случай этот – словно облегчение.
– Мы тебе говорили…
– Мы тебя сто раз упреждали…
– Мы…
И вправду для них – облегчение. Целых десять лет, после смерти тети Нюры, никто не зимует в нашем старом доме. Лето кончается, заперли и уехали до весны.
– Как вы бросаете, не боитесь?
– Да разве нынче можно?!
– Упрут. Все подчистую.
Год за годом такое слушали. Но приходили холода, дом на замок – и поехали.
Весной возвращались – все, слава богу, на месте.
Знакомые удивлялись, а я – нисколько. Во-первых, в нашем доме поживиться особо нечем. А самое главное, мы – люди свои, меня тем более все знают. У кого рука поднимется?.. С самой войны тут живем. Шестьдесят лет. Времена были – не чета нынешним: голод и холод. Но порошины со двора не пропадало, а уж тем более из дома. Хотя и замков не знали.