– А чего у вас скотина стоит по колено в грязи? – спросил мой товарищ по праву земляка.
Отвечали ему хором.
– Это еще чего… Она по брюхо плавала.
– Какая плавала, а какая ныряла.
– Придешь, у него ноги растопорены, а голова висит. Махан.
– Тракторов нет. Три месяца не выгребали.
– Да сейчас и ворота не откроешь. За сколько лет-годов навоз под дверьми. Курганы выше бычка.
– Под Вихляевскую гору подпирает.
– А начальство сюда не дозовешься. Оно лишь знает, когда привес, чтоб за него получить.
Молодежь горячилась, а Василий Тарасов сидел на лавке, морщась, «козью ножку» тянул. Потом, когда гвалт поутих, он спросил нас:
– Вот вы, ребята, ездите, везде глядите. Хуже нашей фермы есть где или нет?
– Есть, – не задумываясь, ответил я. – У вас и солома, и люцерна, и силос. Вам ли жаловаться? Вон, вашего же колхоза Головский комплекс, бывало, и соломки нет, прелой кормили.
– Там вовсе беда, – вздохнул Тарасов. – Удумали такую страсть.
Новомодный Головский молочный комплекс ставили, считай, в пустом хуторе. Ни о людях не подумали, ни о кормах. Кое-как налепили каменных коробок, согнали тысячу коров – теперь мучаются. Гибнет скотина, телят вовсе некуда девать. Удои по полтора литра. Три с лишним миллиона рублей козе под хвост. А сколько их, этих комплексов, этой беды, понастроили без ума! Овцеводческие – вовсе никому не нужные. Овца на привязи – смех и грех. Только смех невеселый, а грех… На чью шею?
Председатель – инженер,
Заместитель – милиционер,
Бухгалтер – шофер
Подвели колхоз под цыганский шатер, —
пропели нам новую частушку про свое начальство. Мы уже слышали ее.
– Да… Чего-то происходит, – сказал Тарасов. – По стране гремели. Десять человек Героев. А ныне? Вот погляди, Степаныч, – уважительно обратился он к товарищу моему. – Почему раньше, при Лыгине, бедные были, а сколько понастроили? Клуб, магазин, кузню, гараж, фермы. Двадцать лет прошло, как Лыгин ушел. Богатеем. А после него лишь армяны навесы делали. Двадцать лет… Магазин, и тот развалился. А ведь хутор наш в плане.
Он помолчал и вспомнил иное:
– Бывало, твой отец на ферме работал. К нему зайдешь, чисточко везде. Пятак уронишь… да чего пятак, иголку найдешь. А ныне…
Печальный был разговор. Никого он не грел. И Тарасов поднялся.
– Пошли, ребята. Поить погоним.
Скотники ушли. А мы остались в бойлерной с хозяином ее, с кочегаром. Я стал проглядывать повешенные на стенку листки, где нормы кормления были указаны, привесы. Стал читать: «…ноябрь – 17 граммов». Летние привесы были обычные – 500–600 граммов. И вдруг в августе они упали вдвое.