Я пошел вниз, пошагал десяток ступеней, остановился. Не оглядывался, но видел: старая женщина сидит у подножия каменной стены, у темной пещерки.
Грянула музыка. Из репродукторов пролилось: «Вставай, страна огромная…»
Холодный заволжский ветер. Редкий снег. Сизое небо – вот оно. Черная земля. Поземка по холодному камню. «Вставай, страна огромная». И старая женщина у подножия каменной стены со своим помином.
Навстречу мне поднимался мужчина и стайка молодых парней. Они прошли, и услышал я голос женщины:
– Сынки, возьмите на помин. Григория помяните.
Вот и все.
Больше я не встречал той женщины. Но когда бываю на Мамаевом кургане или проезжаю рядом, вспоминаю ее. Гляжу на гранит, на мрамор, на суровые лики, на вознесенный меч, а видится иное.
«Все мама да мама… Мамочка, я без тебя не пойду…» То белокурым он видится, то чернявым. «Мамочка, я целоваться научился…» А еще вспомнятся вдруг туфли лаковые с зубчиком по ранту. «Добрый день, веселый час».
Вспоминаю. На нынешних молодых гляжу, на белокурых, чернявых. И туфли они носят красивые, и девушки на них глядят ласково и, наверное, целуют. Это хорошо. Хорошо. Храни их бог…
В Москве на скорый поезд билетов не сумели купить и ехали пассажирским, который прибывал на станцию к вечеру. Пока выходили на грейдер, ждали попутку – стемнело. Спасибо, бог послал знакомого человека: колхозный бухгалтер возвращался из города. В свете фар он узнал Ольгу, стоящую на обочине, и машину остановил:
– Ольга, ты, что ли?
– Я, я!
– Чего по ночам блукаешь?
– С дочерью в Москву ездили, – объяснила Ольга, влезая в машину.
– За покупками? Хорошо набрались, – посмеялся бухгалтер.
У Ольги в руках был чемодан, у дочери – большая сумка.
– В дело, все в дело, – ответила Ольга.
У дубовского моста сошли. Машина поехала дальше, пропали ее красные огоньки, и гул стал затихать.
– Слава богу, приехали, – облегченно сказала Ольга. – Как тихочко да расхорошо.
Ездили в Москву, кое-что к свадьбе купить. На Троицу Ольга выдавала дочь замуж. Целых три дня жили в непривычном мире, в его толкотне, гуле и шуме. А теперь голос уехавшей машины затих – и ночная весенняя тишина сомкнулась над головой.
Позади остались дома Большой Дубовки, впереди – свой хутор еще огней не казал. Лишь звездные огни разгорались; света их хватило и в небесах, и по земле бродили весенние сумерки, белела дорога.