Разумеется, нет. Но Александр Лепещенко не допускает однозначного прочтения, и, листая страницы, не всегда понимаешь, откуда такое острое ощущение грозящей опасности. Понятно, что водитель волгоградской маршрутки бывший десантник Дмитрий Алексеевич Фонарёв стоит перед угрозой потери работы из-за решения городских властей ликвидировать этот вид транспорта как создающий ряд неудобств, в том числе пресловутые «пробки». Понятно, что его жене Марусе, сунувшейся, как она говорит, в пединститут, но работающей нянечкой в детском саду, хотя имеющей все права на должность воспитательницы, также грозит увольнение: невзлюбила начальница со змеиным взглядом. Еще более близки родительские переживания из-за девятилетнего сына Алеши, катастрофически теряющего зрение. Получается, что «страхи» семьи Фонарёвых вполне обоснованны и адекватны жизненным невзгодам. Куда же им еще расти?
Тем не менее растут. Но поводом к их росту является, как бы сказал философ, «квазиреальность», то есть та форма «ночного» сознания, которая активизируется в сновидениях. А сны поистине зловещи: «Кошемар во всю ночь», – говорил один из героев Достоевского, решившись на самоубийство. Причем «зерно» кошмара все более разбухает и дистанцируется от обыденности. Так, первый сон Дмитрия Алексеевича еще эмпирически объясним: радиоприемник передает романс С. Рахманинова на слова В. Брюсова «Крысолов». Но образ дудочника запечатлевается в измученном мозгу спящего таксиста совсем не по-брюсовски, где звуками веселого легкого мотивчика соблазняется прекрасная девушка. Сновидение героя воспроизводит классический сюжет, согласно которому Крысолов, освобождая средневековый немецкий городок от крыс, но не получив обещанного вознаграждения, уводит и детей горожан, среди которых, как кажется Дмитрию, его собственный сын, не отвечающий на звонки мобильника. Так прошлое трансформируется в еще более жуткое настоящее.
Второе сновидение переносит Фонарёва внутрь туннеля-трубы. И снова появляется дудка, пронзительный звук которой исходит из «булыжной груди» великана, нависшего над персонажем, как пятиэтажный дом. Но и этому «звуковому» сну есть реальное объяснение: под окнами сигналила соседская «тойота».
Третий же сон наиболее трагичен в своей иррациональности. Накануне вспомнились добрые бабушкины сказки, услышанные в детстве, где из одной в другую переходили дудки, сопелки, рожки, сиповки, флейты, волынки, свирели, с помощью которых преодолевались невзгоды. Однако на этот раз сон превратился в многосерийный триллер с тройным убийством детей и самоубийством взрослого. Причем в роли убийц маленького мальчика выступили его собственные сестры, сами потом испытавшие аналогичную месть отца-самоубийцы. Разоблачительницей же их явилась дудка, сделанная из дягилька, выросшего на могиле погибшего братика.