На больничной койке, на самом краю, сидела Марина. В глазах её был таинственный мрак. Но руки, руки, сложенные как будто для молитвы, казались прозрачными.
Я почувствовал тепло её рук.
– Ах ты, мой дорогой! – проговорила жена. – А я уж думала, что сознание к тебе не вернётся. – Она со вздохом склонила голову мне на грудь. – Как же мне было горько…
– Я помнил о тебе… Скажи, что случилось? – Слёзы выжались из глаз и потекли по щекам.
– Тебя сильно избили, Алёша, ты бредил.
– А где Артемий? Он не заболел?
– Не волнуйся, он здоров… у твоей мамы «кубичку» собирает…
– Алексей Николаич, теперь всё будет хорошо… Отдыхайте, вам нужно больше отдыхать… А мы к вам ещё вечером придём… – Гулевич положил руку мне на плечо.
…Солнце, «всходящее над злыми и добрыми», осторожно заглядывало в больничную палату.
И вспомнилось: «Я – всем молюсь; вот ползёт паук по стене – я и ему молюсь».
И показалось, что мир, весь мир становится таким невинным.
Я выписался из больницы недели через полторы, хотя и не чувствовал себя вполне поправившимся.
Вернулся из командировки Гулевич.
В одной из букинистических лавок столицы он купил для меня небольшой подарок. Это был мартовский номер газеты «Голос» за 1879 год, пожелтевший, но всё-таки неплохо сохранившийся. В номере имелась заметка о том, что на Ф. М. Достоевского было совершено нападение.
«На меня наткнулся какой-то пьяный мужчина, – передавала рассказ литератора газета, – который почему-то ударил меня так сильно по затылку, что я упал на мостовую и расшиб себе лицо в кровь».
И хотя было трудно читать – болела голова и уставали глаза, но я всё-таки прочёл и статью в «Голосе», и воспоминания московского репортёра, тоже найденные для меня Гулевичем. Заметки эти вряд ли бы вошли в книгу о Достоевском – случай-то получил известность только в связи с именем пострадавшего. Но была одна любопытная деталь. Я с удивлением узнал о том, как повёл себя романист в камере мирового судьи.
– Свидетель Достоевский, – сказал судья. – Вы отказываетесь от обвинения?..
– Отказываюсь…
– Очень жаль, – заметил судья, – сегодня он ударил вас, завтра ударит другого…
– Я никак не могу допустить той мысли, – сказал Достоевский, – чтобы человек в здравом уме ни с того ни с сего ударил своего ближнего кулаком по голове.
– Да он просто пьян был в стельку, – вставил своё замечание судья.