Мы решили основать журнал, вполне независимый от литературных авторитетов – несмотря на наше уважение к ним – с полным и самым смелым обличением всех литературных странностей нашего времени. Обличение это мы предпримем из глубочайшего уважения к русской литературе. ‹…› Журнал наш поставляет себе неизменным правило говорить прямо своё мнение о всяком литературном и честном труде. Громкое имя, подписанное под ним, обязывает суд быть только строже к нему, и журнал наш никогда не низойдёт до общепринятой теперь уловки – наговорить известному писателю десять напыщенных комплиментов, чтобы иметь право сделать ему одно не совсем лестное замечание. Похвала всегда целомудренна; одна лесть пахнет лакейской…»
«Пожалуй, не пахнет, а смердит».
Стремительность мыслей Достоевского увлекала.
Объявление об издании «Времени» было старательно обработано Федором Михайловичем и содержало мысли, характеризующие всю его дальнейшую деятельность. И общей чертой её была попытка закончить распрю между западной и русской идеями.
«Эта черта составляла сущность того электрического действия, которое произвела речь Достоевского на Пушкинском празднике… Она же характеризовала его романы и «Дневник»… Конечно, я ещё должен буду это развить…»
– Алёша, ставь-ка точку, будем завтракать, – заглянула ко мне в кабинет жена.
– Да, моя поцелуйщица, ставлю…
В доме пахло булочками и молоком. Я почувствовал, как сильно проголодался. В гостиной – светлой, как моя жена, – опустился в кресло-качалку. Дышали, блестели занавески на открытом окне. Ветер трогал мою кожу влажными устами. Впрочем, для полного удовольствия не хватало свежего номера «Известий». Сегодня газеты не было, а вот у Марины вопросы были.
– Гостей принимал? – спросила она, улыбаясь и поправляя зелёный шёлковый халатик.
– Ага, речистого Сажина с пиар-проектом.
– Поссорились?
– Я бы сказал, побратались, – не допив молоко, я поставил стакан на стол.
– Что с тобой, милый? Ты расстроен?
– Ухожу из газеты… Я решился…
– И правильно… Посмотри, как ты поседел… на старика похож.
– Неужели ты только теперь заметила? Я давно поседел.
– Нет, конечно… я и раньше замечала… Но ты же не слушаешь…
– Да, не слушаю, прости… Знаешь, пересматривал как-то «Сталкера»… И вот запомнилось… Запомнилось, что один герой говорил: «В средние века было интересно: в каждом доме жил домовой, в каждой церкви – Бог. Люди были молоды, а теперь каждый четвёртый – старик».