• сосредоточивались на низких отметках ребенка, игнорируя при этом высокие;
• фокусировались на неустойчивом внимании ребенка и не замечали то, что его действительно увлекает;
• выговаривали ребенку за грубость, не вспоминая моменты, когда он вел себя вежливо;
• видели только то, что, рисуя, ребенок выходит за контуры, не отмечая его интересный выбор цветов.
Когда я провела выборочный опрос среди почти 10 тысяч подростков с просьбой оценить степень, в которой их родители основывались в воспитании на сильных сторонах, то примерно четверть оценили этот уровень как низкий, и еще около 20 процентов – как средний. Лишь чуть более половины из них охарактеризовали своих родителей как тех, кто опирается на их сильные стороны. Тем временем мои исследования доказывают преимущества подхода с позиции силы для подростков, демонстрируя:
• более высокий уровень удовлетворенности жизнью;
• большее количество положительных эмоций, таких, как радость и надежда;
• лучшее понимание детьми их собственных преимуществ;
• использование сильных сторон для своевременного выполнения домашних заданий;
• использование сильных сторон для решения проблем в дружеских отношениях;
• использование большего количества способов по предотвращению стресса;
• более низкий уровень ежедневного стресса[40].
Полученные результаты исследований подтвердили мою теорию, но у меня имелись также и глубоко личные мотивы для страстного интереса к воспитанию, основанному на сильных сторонах. Как и многие дети, я привыкла рассматривать себя через призму того, кем не являюсь – т. е. сосредоточиваться на собственных слабых местах, недостатках и ошибках. В какой-то мере это было просто частью воспитания в мире, одержимом слабостями. Но прежде всего на меня глубоко влияла психическая болезнь моей мамы. Мамина депрессия часто приводила к ее нестабильному поведению. Это сопровождалось резкими перепадами настроения: от печали – к потребности в поддержке; от эмоциональной опустошенности – к буйной ярости, которая нередко сопровождалась и физической грубостью. Обстановка в доме была хаотичной и непредсказуемой. Я не чувствовала твердой почвы под ногами. В порыве гнева мама могла сказать, что мы – причина ее болезни, и она от нас откажется. Я всегда была настороже, боясь, что она действительно уйдет. Как старший ребенок, я взяла на себя львиную долю ответственности за младших брата и сестру. Я также считала, что смогу сделать маму счастливой, но у меня не получалось. И я росла с убеждением, что, наверное, во мне есть что-то глубоко порочное, что служило причиной маминого несчастья и гнева.