– Спасибо, – холодно и отстраненно отозвалась Сефора.
– Надеюсь, сейчас музыканты заиграют, и мы потанцуем.
Сердце у нее забилось чаще, и она поспешила отогнать страх.
– Конечно.
Она справлялась с собой, чему обрадовалась. Ей удается быть той, кого в ней видели все. Никто не смотрел на нее слишком пристально, никто не прекращал разговаривать при ее приближении, никто не шептался у нее за спиной и не прикрывал рот веером, чтобы можно было обмениваться инсинуациями. Никто ее не жалел.
Жених коснулся большим пальцем сережки из белого золота с замысловатым узором.
– Как только я их увидел, любимая, сразу понял, что они тебе пойдут! Я собирался немного придержать их и сделать тебе сюрприз на день рождения, но мне показалось, что тебя необходимо подбодрить, чтобы ты развеселилась. Мне удалось получить у Ранделла хорошую скидку; он надеется, что в будущем, став герцогом, я не оставлю его своим вниманием.
– Да уж, не сомневаюсь. – Сефора старалась сдержать сарказм, но не поняла, удалось ли ей это, потому что жених развернулся и пристально посмотрел на нее.
Раньше она так не поступала; сарказм называют юмором бедняка. Сегодня же она ничего не могла с собой поделать. Люстра над ними напоминала размытое пятно света под водой, и Сефора вдруг почувствовала, что задыхается.
Все вокруг было живым, движущимся олицетворением жизни: пять сотен человек, мириады оттенков цвета, аромат тонких блюд и дорогих вин. Не думая, она потянулась к хрустальному бокалу на длинной ножке, который только что вынес лакей на серебряном блюде; и если Ричарду не понравился ее жест, по крайней мере, ему хватило ума не говорить об этом.
Она редко пила спиртное, но сегодня освежающий напиток ее совершенно не привлекал. Цветом он почему-то напоминал воду в Темзе: мутный, холодный и непонятный. Она жадно выпила вино, как человек, который обнаружил источник воды посреди бесконечной африканской пустыни, и потянулась за вторым бокалом. Мать осуждающе покачала головой; Ричард прикусил губу, пытаясь улыбнуться. Его глаза полыхнули гневом.
Но ей стало так хорошо – тихое бегство, которое утихомирило постоянный страх и сделало все вокруг более сносным. Даже безвкусный новый браслет, мерцающий в свете люстры, показался более привлекательным.
Музыканты заиграли вальс. Когда жених взял ее под руку и повел танцевать, она не сопротивлялась. Его близость перестала так раздражать ее, как еще десять минут назад; она подумала, что, вероятно, вела себя слишком резко с мужчиной, который, в конце концов, любит ее. Он не виноват, что не научился плавать.