Прикусываю губу, чувствуя, как на глазах тоже выступают непрошеные слёзы; нос тут же реагирует и опухает, ещё больше увеличивая давление в голове, и без того гудящей.
– Прости, малышка, – шепчу я, подходя к ней и проводя рукой по жиденьким, растрёпанным волосам. – Прости…
Она начинает реветь ещё сильней и обнимает меня обеими тонкими ручонками за талию.
– Ты болеешь? – всхлипывая, спрашивает, чуть успокоившись.
– Да, малышка, папа себя плохо чувствует, поэтому так долго не вставал, – ощущаю ещё один острый укол совести, кинув быстрый взгляд на шкафчик, где стоит недопитая вечером бутылка коньяка. – Но папе уже лучше, гораздо лучше.
Заглядываю ей в глаза.
– Давай, детка, доедай свою… э… кашку, а папа пока сходит умоется, ладно?
Она с очень серьёзным видом кивает, блеснув огромными серыми глазами, обведёнными тёмными кругами.
Из туалета я возвращаюсь уже полностью прощённым. Яна весело чирикает что-то из своей детской чепухи. В очередной раз подивившись, как легко и безоговорочно забывают дети об обидах и неприятностях, всё ещё терзаемый чувством вины перед дочерью, спрашиваю, чтобы поддержать разговор, что ей снилось.
– Мне снилось, что я большая-пребольшая, и у меня есть красивая корзинка. А я иду и собираю туда звёздочки. Прямо с неба. А потом мне снилась мама, – тепло и мечтательно добавляет девочка.
Мрачно поднимаю голову, уже жалея о своём вопросе. Вздыхаю.
– И… Что мама делала?
– Она мне расчёсывала волосы. А корзинку, где звёздочки, я ей отдала. Чтобы она мне их в волосы цепляла. Знаешь, пап, они у меня во сне были такие длинные-длинные, и шекло… шелковистые, как у тёти в рекламе, и из них можно было заплести целую косу! Как у Эльзы. Или как у Рапунцель.
Мну в руках наспех сделанный бутерброд, отчаянно пытаясь выбросить из головы нахлынувшие горькие мысли.
– Пап, а когда я вырасту, мама мне заплетёт длинную косу?
Может, соврать?
– Нет, малышка. Мамы больше нет. Тебе заплетёт косу кто-нибудь другой.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой, – снова дуется она. – Я хочу, чтобы мама заплетала.
Откладываю бутерброд. Комок в горле растёт, рот наполняется кислой слюной. Ещё этого не хватало, реветь при ребёнке.
– Пап, – не унимается Яна. – А куда она ушла?
– Мы же с тобой уже разговаривали об этом. Она никуда не ушла. Её просто больше нет.