– Веймарские танкисты, р-равняйсь!
– Ордруф, артбригада, в две шеренги встали! – гремел у вагона басок прапорщика Кутяка. Сам Николай выглядел отдохнувшим, бодрым, как всегда чему-то улыбающимся. – Просыпайтесь, парни, будем прощаться!
Артиллеристы среди других спешно покидали вагон. На улице вставали в обозначенный строй. Санька Голиков, спрыгнув с подножки вагона, осмотрелся.
Лес, невдалеке ангары для самолётов; убегающая куда-то в туман взлётно-посадочная полоса; чуть ближе палатки-палатки, скамейки-скамейки, плац. Низкое, свинцового цвета небо над головой: давит, давит! А вон слабо виднеется большое, натянутое полотнище киноэкрана. Сразу узнал…
Военный аэродром Фалькенберг с позывным в радиоэфире: «Самокатчик». На этом аэродроме нёс службу 31-й гвардейский Никопольский Краснознамённый ордена Суворова 2-й степени истребительный авиационный полк.
Дежавю какое-то. Два года назад, лишь несколькими днями ранее, прилетел он сюда с ребятами из Волгограда. Сидели на этих же скамейках. В палатках дневали. Смотрели на этом самом киноэкране фильм «Джентльмены удачи». Мёрзли, хотелось есть, спать, давили ноги новые кирзачи… Кажется, вчера было. Но уже целых два года «с копейками» позади. Скоро – конец мучениям!
– Да посторонись ты! – напирали сзади. – Наши уходят.
Санька сделал пару шагов в сторону, поставив между ног чемодан, заправился, поспешил в строй. Ребята все рядом.
– Вот и тут дождь, – недовольно бурчал Славик.
– Да хрен с ним, недолго уже, – хорохорился Игорь.
– Хоть бы! – со вздохом отозвался практичный, наблюдательный Вовка. Подняв вверх голову, будто что-то рассматривая в молочной пелене тумана, уныло добавил: – По такой погоде ни один дурак не полетит. Даже военных самолётов не видно и не слышно, а не то что…
На него с разных концов недовольно зашикали, заставив замолчать. Но Санька про себя отметил, что товарищ, как частенько бывало, прав. Аэродром военный. И в первое их здесь пребывание боевые машины звеньями взлетали и шли на посадку каждые минут пять-десять, если не чаще. Теперь же в районе взлётно-посадочной полосы стояла тишина. Никакие самолёты не летали. Только на пересыльном слышался людской гомон да выкрикиваемые старшими групп и подразделений команды.
Между тем прапорщик Кутяк, поправив свою изогнутую явно не по уставу фуражку, оглядел заполнившийся строй из двух шеренг.