Валдомиро отдал честь и кивнул в сторону странной парочки.
– Не побеспокою?
– Что ты! – сказал Листопад. – Чудный парень, – и заложил страницу тузом пик. – На спор всю ночь напролет: сто песен, Кукин, Клячкин… тьфу, как его? «сарафаны из ситца»… От доски до доски. Сейчас у него антракт. Присаживайся. Коньячку выпьешь?
– Ни-ни-ни!.. Впрочем, разве что грамм двадцать пять.
– Клубнику попробуй – высший пилотаж, «Красавица Загорья». Кстати, ты завтракал?
– Как раз собираюсь, – хохотнул Валдомиро.
– Мы отрежем только пальцы… – прохрипел спящий и свистнул носом.
– Гляди-ка, живой, – обрадовался Георгий Валентинович. – Чудный парень. Сто песен на спор. Ночь напролет. Кукин, Клячкин, «сарафаны»… Страшный человек.
– Я вышел ростом и лицом, – пробормотал «страшный» человек и издал повторный свист.
– Люблю увлеченных, – с уважением произнес Георгий Валентинович, отложил книгу в сторону и обратил ласковый взгляд на Валдомиро. – Ну, докладывай, куда это ты лыжи навострил?
– Будем живы, – Валдомиро опрокинул невесомую рюмочку прямо в рот, помахал ладошкой, разгоняя по гостиной пряную волну, и весело рассмеялся:
– Навострил! Навострил! В музыкальный салон навострил! Впрочем, все по порядку. Во-первых, меня переманили в Художественный фонд. Им там нужен приличный резчик по дереву, так нужен, хоть кричи. Бегал от них как черт от ладана. Месяц меня уламывали.
– Большое дело – иметь художественный вкус, – почтительно сказал Листопад, – я, собственно, даже не был в курсе, что ты…
– Ах, – Валдомиро протестующе всплеснул рукой. – Ну вкус, ну художественный… Какая все это, в сущности, чепуха! Слушай дальше. Выбили мне авторскую ставку, один милый мужичок постарался, и вчера я этого мужичка благодарил.
– И где же, если не секрет?
– Есть тут одно прелестное местечко, «Поплавок» называется.
– Интересно, чрезвычайно интересно, но при чем здесь музыкальный салон?
– А при том!
И, одушевляясь от фразы к фразе, Валдомиро рассказывал, как они с Димой Карагодиным благодарили ответственного худфондовского мужичка, который оказался совсем не мужичком, а чудным парнем, тем самым, чернявеньким, своим в доску и тоже резчиком по дереву, как они пили с ним брудершафты, а в промежутках – за новые туфли Димона (впрочем, тесноватые), как заказывали оркестру белые танцы, три подряд, два вальса и танго, и как к их развеселому столику подплыла…