– Вы не захотели остаться на лекцию о Пушкине в приходском доме. Почему?
– Не знаю. Просто не захотела. А вы почему не остались?
– С вами желал познакомиться. И я больше Достоевского люблю. Он всё внутри переворачивает. Знаете, я Неточку Незванову терпеть не мог. Хотелось просто отбросить книгу – дочитывал, уже насильно принуждая себя. Вся её слащавость, сюсюканье, заискивание с каждой страницей вызывали всё большую и большую неприязнь во мне. Становилось приторно от такого пресмыкательства и лицемерия. Даже бесило. И вот в какой-то момент открывается, что она, эта Неточка, совершенно искренняя, что от природы такая, что она самый что ни на есть ангел во плоти. Кого же я тогда ненавижу? Ангела?! И я вдруг сам себя увидел: свою озлобленность, грубость, осуждение. Вот что Фёдор Михайлович со мной творит – зеркало подносит.
– А вы чем-то похожи на главного героя в «Идиоте», – отметила ты.
– Спасибо. Но при всей моей любви к князю Мышкину я не хотел бы ему уподобляться. Он… Он бесполый. Уж лучше Рогожиным, чем князем, поверьте. Да и что князь без Рогожина? Он же не живёт, а лишь созерцает мир, наблюдает со стороны. Живёт Рогожин – он земной человек. А Мышкин – представитель Неба, небожитель. И они друг без друга никуда. Один живёт, другой оправдывает. И Рогожин только ему верит, только с ним делится: «Смотри, как я поступаю. Смотри…». Так только Богу говорят.
Ты слушала и пила зелёный чай. Я никак не мог остановиться:
– Рогожин – благоразумный разбойник, а князь – Спаситель. Вместе на кресте висят. Человек и Бог. Также это у Алёшеньки с Митей в «Карамазовых» просматривается – один бестелесный, другой земной. Мышкину и Алёше Рогожины и Мити дороже и нужней любых других людей. Как Богу разбойник…
Тебе, видимо, наскучило, и ты меня прервала:
– Спасибо. Интересно вас слушать, но мне пора.
Ты долго не давала мне расплатиться за свой чай, а потом просила показать дорогу до Квартала Палисадников. Жила ты недалеко – в семи велосипедных минутах от моего дома, столько же от церкви и столько же от места моей будущей работы – очень удачно – так что в будущем я даже умудрялся за час обеденного перерыва побывать у себя дома, у твоего общежития, в храме и вовремя вернуться за рабочий компьютер.
Из этого километрового квадрата «дом – работа – церковь – ты» – на данный момент осталась лишь диагональ «дом – церковь»: ты теперь за четыреста вёрст, а работу я бросил из-за этой повести. Допишу, устроюсь заново.