Внутри этот самолёт был для своего экипажа сейчас вполне себе материален, хотя и состоял фактически только из сгустка энергии. Снаружи он напоминал разве что солнечный блик, и на этот раз – уже для всех сущностей и людей, что могли его случайно наблюдать… Однако по внутренним часам – можно было обойтись даже без постоянного начитывания тропаря – прошло не менее четверти часа, прежде чем машина, рванувшая с места едва ли не в полтора жи, добралась до нужного квадрата местности.
Это оказалось очень просторное болото, поросшее прочно мелким леском. Оно было ещё залито летним солнцем, и у поверхности там вечер ещё и не ощущался. Когда машина зависла над сплошными зарослями высокой травы, выросшей фактически в два метра высотой, она совершенно утонула в солнечных лучах. Тем лучше, стало быть, и десантник с её стороны был не виден тому, за кем прилетели – видимо, такая мысль появилась у всего экипажа. Генри холодно рассматривал показания приборов и обзорный экран:
– Так, в полусотне метров к северу группа захвата, они его пасут. Пока они успеют приблизиться, ты сможешь сделать что задумал. Если сможешь.
– Я полагаю что он меня послушает, – бесцветным голосом откликнулся Сашка, направляясь к выходу.
Сейчас он снова был самим собой на задании – скромный серый комбинезон, тёмные полосы через лицо, невнятного назначения портупея. Предложения друзей надеть старый или мундир из будущего он отверг сразу – «парень решит, что я не я, а морок или враг».
– Почему возможно сопротивление? – дежурным тоном осведомился только Генри, полыхнув ненадолго разрядом голубого сияния из-под стрелок бровей.
– Потому что парню могли сказать что я монархист, – грустно усмехнулся Сашка в ответ. – Конечно, не коммунист же я, что говорить. А эта бражка к нему плохо относится из-за своей тупости.
– Всё должно быть ровно, – уверенно произнёс Христофор фон Ливен. – Если что – разнесём эту группу захватчиков в пыль, меня давно их контора раздражает.
– Тоже ничего вариант, – озорно усмехнулся Сашка, шагнув к двери на воздух. – Держи на мушке эту тупобратию.
«Слепой закат догорел и замер,
И вновь, худобу кляня свою,
Зеленый поезд виляет задом,
А я с моста на него плюю.
Ему – на север, а мне – налево,
И чертыхаюсь я каждый день,
Что держит дома меня холера,
А может, дело, а может, лень».