– Ты, Ванька, того, не кипятись, – Васька перестал улыбаться, – мы ж с тобой как братанЫ были. Чего ж нам из-за бабы дружбу терять?
– Выходит, не было дружбы, коли ее так легко потерять, – ответил Иван.
– Вон как ты заговорил, – усмехнулся, Васька, – значит, не отступишься?
– Не отступлюсь.
– Гляди, Ванек, как бы потом не пожалеть, – тихо сказал Безродный уже без тени улыбки, – я хотел по-хорошему. Но ты, видать, по-хорошему не понимаешь.
– Я все понимаю, – ответил Иван, – а вот ты, видать, не понимаешь, что она меня любит.
– Любит, не любит, плюнет, поцелует. Это все, Ванька, бабьи разговоры, – сказал Васька, – надо будет – полюбит.
– Это как же ты ее заставишь? – спросил Иван.
– А это, Ванек, не твоя печаль, – ответил Безродный, – ладно, я предупредил, потом не плачь.
Сказав это, Василий не попрощавшись, повернулся и вышел со двора. Он ушел, а Иван еще долго стоял, понимая, что спокойная жизнь закончилась.
Вечером они встретились с Катей и опять не решили, что им делать дальше. Иван снова уговаривал ее уехать, но Катя упорно твердила, что не может оставить одного больного отца. Домой Иван вернулся поздно и долго не мог уснуть, тревожные мысли не давали покоя. Но вот, наконец, сон его, кажется, сморил. Но не успел он заснуть, как на селе ударил тревожный звон набата и Иван, на ходу одеваясь, вместе с отцом и братьями выбежал из дома. Выскочив на улицу, Иван увидел красное зарево пожара в центре села, там, где стоял дом самого зажиточного крестьянина, имевшего водяную мельницу, и сосланного с семьей в Сибирь. В освободившемся пятистенке теперь была сельская школа. Со всех сторон к дому сбегались односельчане, разбуженные звоном набата, кто с ведрами, кто с лопатами, а попадья прибежала, размахивая иконой. Как ни старались всем миром отстоять школу, огонь разгорался все сильнее, и вскоре рухнула крыша, обдав сельчан снопом жгучих искр. В это время зазвонил будильник в телефоне.
4
Иван проснулся и сел на диване. Он находился все еще под впечатлением от увиденного (или пережитого?) во сне. Эти впечатления были настолько яркими, рельефными и осязаемыми, что у Ивана не было ни малейших сомнений, что все, что он видел во сне, происходило на самом деле.
«– Так вот как жил дед Ваня…» – подумал Иван.
В обычной жизни дед был не очень разговорчивым человеком, а о войне вообще не любил говорить. Иван хорошо помнил, что на 9-е мая, надев свои награды и выпив боевые сто грамм, дед становился более разговорчивым. Но даже и тогда, когда внук просил его рассказать о том, как он воевал, дед Иван только хмурился и говорил: