– Дела … – уже в который раз за утро сказал Алексей. Но, решив уже сегодня ничему не удивляться, закурив, он пошел к Петровичу.
* * *
– Пухлый, из дачи номер 37 вышел какой-то «мутный» тип, пометь на плане, – закуривая, приказал напарнику Мирон, сидевший за рулем неприметной вишневой «девятки» с тонированными стеклами, припаркованной в тени цветущих деревьев. Пухлый – молодой, упитанный парень со сломанным носом, сидевший рядом с водителем, поставил крестик на плане, там, где был обозначен упомянутый дом.
– Какая-то баба бежит, орет чего-то, – негромко сказал Мирон, – откуда она выбежала, не заметил?
– Нет.
– Нееет, – передразнил напарника Мирон, – а кто смотреть будет? Мне одному, что ли разведку вести? А ты здесь на кой?
– Я записываю, – неуверенным баском ответил Пухлый.
– Записывает он, видите ли, – недовольно протянул Мирон, – ты это Карамору расскажи, он тебя быстро запишет. В покойники. Понятно объясняю?
Пухлый промолчал.
– Ты давай тоже наблюдай, а то по домам пойдешь, и сам будешь узнавать, кто, где живет. Понял?
– Понял, – посопев, ответил Пухлый.
* * *
Дача Петровича стояла напротив дачи Алексея, и уже через пару минут тот стоял на крылечке и звонил в дверной звонок.
– Иду! – услышал Алексей из-за дверей, вскоре дверь открылась, и на пороге появился Петрович. По виду приятель Алексея удивительно походил на обычного ботаника. Высокий, сутулый, худой тип в очках, вязанной шерстяной кофте, тренировочных штанах и стоптанных домашних тапочках. Этакий Паганель русского разлива, именно разлива, а не пошиба или там масштаба. Впрочем, и ботаником его можно было назвать и не за глаза, потому что когда-то в молодые годы он учился в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, с первого курса которой был отчислен именно за пристрастие к разливу и распитию.
– Проходи, – сказал Петрович, – я сейчас чайник поставлю.
Алексей, молча, прошел на кухню и также молча, опустился на деревянный табурет.
– Ну, как дела? – взглянув на приятеля поверх очков, спросил Петрович.
Алексей опять промолчал, неопределенно махнув рукой, глядя в окно.
– Понятно, – сказал Петрович и достал из холодильника бутылку «Столичной».
– К барьеру, – негромко скомандовал Петрович и разлил водку по небольшим стопкам.
Алексей, дрожащей рукой, взял со стола налитую до краев стопку и, капая себе на спортивные брюки, одним глотком ее осушил. Поставив на грязную скатерть стола пустую посудину, и жестом отказавшись от вареной колбасы, Алексей закурил. Закурил и Петрович, с интересом поглядывая на друга, вероятно догадываясь, что того что-то мучает.