Справиться с этим нет сил, по крайней мере моих – точно не достает. Бессильно тело, и разум бессилен, а они: эти фантомы, эти образы – такие бесплотные, такие наглые – и не думают прекращать свой напор, свой натиск; они и не помышляют проявить милосердие. Да и нет у них никакого милосердия, нет у них чувств, нет каких-либо угрызений, да и совести тоже нет. К чему она им? А ведь похожи на ангелов, похожи… Когда-нибудь слышали об ангеле милосердном, об ангеле совестливом? «Иди и сделай для Меня», – говорит Господь. И идёт и делает, полагаясь на Бога, и приходит, и кладёт меч, и говорит: «Совершил, готово». «Ступай», – говорит Господь. И отходит до времени…
На кого полагаются они, когда подступают ко мне? Не знаю, не знаю… но, в отличие от Его слуг, нельзя назвать этих послушными, о нет! Больше сходства у них с отпавшей той третью: они зудят, они докучают, они досаждают, они мучат. Да-да чаще всего мучат, а ещё изводят, выматывают, донимают, не отступая ни днём, ни ночью. Думаешь: ночью ослабнет их напор, во мраке перепадет хоть немного отдыха… Куда там! Бывает, правда, но… Чем досаждают? Каковы их требования? Ну, в общем-то, довольно просты: освободить, облечь их во плоть, отпустить на волю.
Всем нужна свобода, оказывается, даже этим фантомам. Сами-то знают, зачем она и что будут делать с ней? Не понимают своим извращенным, крошечным умом, что свободу нельзя подарить: она либо есть, либо… Но откуда им знать об этом?! Собираются там, в своей темноте, шепчутся, воют, стонут, канючат, вопят, требуют: дай нам её! Дай… дай… Что станут делать с ней, погрязшие во тьме, грязи, склоках, жаждущие не делать ничего? Дай нам её… дай! Наивные глупцы, невежды, как освободитесь от тёмного своего прошлого, как соединится со светом чёрное ваше нутро? Не такие уж и наивные. Нет, они прекрасно знают, что им нужно, их не проведешь, не обманешь. Бесполезно, бесполезно увещевать их, взывать к разуму… Откуда у них разум? Кто дал его им? Как будто визгливые, надоедливые, капризные дети, непрестанно вопят они одно и то же, одно и то же:
Пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас пусти нас…
Готовы выкрикивать часами. Потом переходят на недовольный, охрипший гул. Затем спускаются к свистящему шёпоту. Вот уже бесшумно, почти бесшумно – точно ангел шелестит крылами в незримом своем пространстве – губами, одними губами, не прекращают, не останавливаются, продолжают выдувать единственное своё требование, единственное желание, единственное безумное стремление: пусти нас, пусти нас, пусти нас…