Жизнь, словно свечка, угасима.
Пусть дорог монастырский кров,
День прославленья Серафима
Позвал игуменью в Саров.
Она опасно заболела.
И хоть мучителен был путь,
Уже с дороги не посмела
Обратно к дому повернуть.
Душа летела вольной птицей,
Чтобы успеть, не опоздать,
В святом источнике умыться,
Во славу службу отстоять.
Мохнатой охраняем елью
Приют лесной не изменён,
Избушки сгорбленная келья
И вход в пещерку из неё.
Доступным стало пониманье
Того, чему названья нет:
Ведь тут в смиренье и молчанье
Святой провёл тринадцать лет.
Здесь по-иному время длится,
И тысячу безмерных дней
На камне старец мог молиться,
И было всё так близко ей.
Державы слава и ограда,
Во плоти ангел Серафим,
Он с нею был всё время рядом,
Она молилась вместе с ним!
О, как страшна молитва бесам!
Звук проносился невесом
Над тем мордовским чёрным лесом,
Где Болдинский гнездился дом.
Невинной радостью искрится
Тот день, что памятью глубок,
В нем полдня огненные спицы
Воткнуты в солнечный клубок.
По лесу, собирая шишки,
Она прошлась почти без сил.
Ей всё казалось: бурый мишка
Здесь беспрепятственно бродил.
И горько сердце стало биться,
Домой забота позвала,
Там, в Усть-Медведицкой станице,
Своя Медведица была.