– Нет, не встречала, – ответила Ворона, явно насторожившись от напряженного тона Егора Матвеевича. И спросила в свою очередь, поразившись собственной смелости: – А должна была?
Вопрос, повис в воздухе грозовой тучей. Даже Адам оторвался от игры с Ракетой, и почесывая нового друга за ухом, напряженно посмотрел на Ворону.
Егор Матвеевич бросил быстрый взгляд на Адама, и, будто бы решив что-то про себя, ответил Вороне.
– Поверь, нам есть чего опасаться, и это далеко не мутанты и зараза, – глухо проговорил начальник поселения. – И, к сожалению, это будет даже страшнее.
Ворона вопросительно приподняла бровь, внимательно слушая.
– Это люди, – ответил Егор Матвеевич. – Те самые, кого ты так долго искала. А мы бы предпочли дикие пустоши такому соседству.
Сердце Вороны пропустило удар. Значит, есть и ещё люди, и они опасны.
Ворона почувствовала, что пока лучше оставить эти вопросы при себе.
– И вы решили, что я как-то связана с ними, – вслух сказала она.
– Прости, если обидел тебя подозрением.
Ворона развела руки, мол, понимаю, ответственность.
– Они появились относительно недавно, – продолжал Егор Матвеевич. – Пришли с юга. Вёл их один весьма неоднозначный, скажем так, человек. Назвал он себя Пастырь Добрый, и судя по всему, держал своих в полном подчинении, в ежовых рукавицах. Поняли они, что заразы тут нет, да и мутанты особенно людей не беспокоят, и обосновались тут, невдалеке, километрах в тридцати по соседству.
Ворона про себя ахнула. Это что же, вот этот, вот, щупловатый мальчишка с глазами несмышлёныша купол безопасности такого радиуса держит?!
– Беспокоить они нас не особо беспокоят, – Егор Матвеевич побарабанил кончиками пальцев по столу, и мрачно добавил: – Пока что. Но, ведут себя агрессивно. Я видел их взгляды, слышал, как они с сыном моим разговаривают. Он для них – отродье, недостойное зваться человеком. Мутант, которого нужно уничтожить. Как и остальных.
Ворона снова посмотрела на Адама. Парень поглаживал лобастую голову Ракеты, почёсывал его между ушами, задумчиво смотрел то на отца, то на Ворону. И в девушке родилось странное, неизвестное доселе чувство. Это было похоже на возмущение, какое бывает, когда видишь, как обижают невинного слабого человека, непонимание, чем так не угодил тем людям этот ребёнок-переросток с удивительными лилово-синими глазищами, и щемящее ощущение, замешанное на жалости и нежности, и желании всеми силами защищать это создание. С чего вдруг, почему?