– У меня машина возле подъезда, – прочитав по его лицу, добавила Марина. – Тут недалеко ехать, минут десять.
– Рина, не… – выступил вперед Игнат, но она так на него зыркнула, что продолжения не последовало.
– Я получила права. Сдала! Сама! С третьего раза!
Лицо Игната вытянулось. Он неуверенно улыбнулся, а потом подбежал, обнял сестру так крепко, что она вскрикнула, и легко приподнял над полом.
– Вот! А ты боялась! А ты – не верила!
– Я же для тебя. Чтобы ты гордился.
Со своего места Северьян видел абсолютно счастливое лицо мертвого парня, и внутри ворочалось что-то, ранее лежавшее смирно: то корябнет острым углом, то отпустит, то снова прихватит так, что слезы из глаз. Для этого, что ли, была поездка в Перово? Мужик Вырыпаев со своей Натахой, бейсбольная бита, разгневанная Вика и ее головорезы… Для этого?
– Я безумно тобой горжусь, – сказал Игнат, и Северьян уставился в пол. Подумалось: Марина – так себе хозяйка. Тополиный пух сугробами по углам и под мебелью – пылища…
Они не шептались, но сбавили громкость.
– Ты на дедовой «селедке»? Ну и как она, бегает?
– Не особо, но парни поковырялись…
– Парни. Вот с твоими парнями я бы очень серьезно поговорил…
– А что мне еще оставалось? Ты умер. Деньги закончились. Знаешь, сколько стоили похороны?
– Нужно было меня сжечь.
– Ты же не сказал, что этого хочешь…
Северьян не вытерпел и фыркнул. Только после этого оба, кажется, вспомнили, что он тоже здесь.
– О’кей, – сказал Игнат. Невидимая лампочка внутри него в последний раз моргнула и погасла. Вспомнил, значит, что тут у них не сцена возвращения блудного родственника из затянувшейся поездки, а скорее, вынос тела. – Покажешь, как рулишь?
– Конечно! – подпрыгнула Марина. Северьян только рукой махнул – с него не убыло.
Вышли. Марина жалась к Игнату, Северьян шагал позади. Даже с улицей не ошибся. Все потому, что Автозаводский район был и его родным тоже. Не его – Севера, но какая теперь разница. Неподалеку отсюда, всего-то через парк, в унылой панельке на Лескова жили родители и сам Север – до свадьбы с Викой, после которой молодые переехали в отдельное жилье поближе к центру. Бабушка умерла годом раньше. От потолка в ее квартирке отваливались и падали в тарелку куски штукатурки. Переоформили на Севера, время от времени надеялись на расселение аварийного дома, потом забывали – как и те, кто на это расселение не единожды намекал.