– Вы что же, считаете моделями всех юккантропов планеты? – спросил Лобов.
Живое лицо Барту несколько померкло.
– Юккантропов на планете несколько сот тысяч, если не миллионов, – продолжал Лобов, – кому и зачем понадобилось производить их в таком количестве?
Барту смущенно кашлянул.
– Этот аспект вопроса мне как-то не приходил в голову. – Он помолчал, его усталые глаза сощурились, а на губах заиграла легкая улыбка. – Разумеется, я понимаю, заселять планету миллионами биороботов – занятие идиотское. Но положа руку на сердце разве мы, земляне, не производим на неосвоенных планетах массу различных экспериментов? И разве цели этих экспериментов всегда будут понятны другим разумным? Может быть, мы встретились с шуткой, если хотите, с капризом некой могучей расы?
– Шутка или каприз, – машинально повторил Лобов в раздумье.
Он меньше всего думал о капризах игривых сапиенсов. Если Барту не ошибся, если то, что лежит сейчас в госпитальном отсеке, действительно биоробот, обстановка на Юкке меняется коренным образом. Дело идет о прямых или косвенных контактах с другой цивилизацией.
– Обследуем других животных Юкки, – предложил Лобов. – Если и эти животные окажутся моделями, биороботами, как назвали вы их, тогда будет о чем подумать!
Барту взглянул на Лобова с одобрением.
– Отличная мысль.
– Вы останетесь на корабле, Поль, и ответите на вызов Клима, если такой последует. А я принесу животных. Сколько вам потребуется?
Барту широко улыбнулся.
– Чем больше, тем лучше, разумеется.
– Я говорю о разумном минимуме.
Иван отобрал в виварии трех небольших зверьков, усыпил их, уложил в специальный бокс и отнес Барту. От Клима никаких сообщений не поступало, униход, по данным телеметрии, благополучно продолжал рейс. Пока Барту проводил опыты, Лобов решил осмотреть последний из четырех складов, до которого еще не дошли руки.
Приближалась волна тумана, и благоразумнее было бы вернуться в шлюз корабля, но Иван хотел кое-что проверить.
Прошло несколько секунд, и на него бесшумно навалилась пушистая молочно-радужная стена. Зримый мир без следа растворился в ней, а звуки приглушились, словно уши заложило ватой. Он насторожился, превратившись в слух: «это» всегда случалось в тумане. И все-таки, услышав мягкий оклик: «Иван!» – и тихий женский смех, невольно вздрогнул.