Мелидену молчаливо сочувствовали, уже зная его историю.
– Не весел, удалец? – утвердительно спрашивали его временами.
– Чему радоваться. Еще недавно лицезрел самого великого князя и митрополита в золотых ризах, как вас сейчас. На божьем поле сражался, всегда с удачей, сотни на меня любовались, снимал доспехи, большие деньги имел. Теперь здесь щи хлебаю из кислой капусты и давлю тараканов. Жену оставил и сына младенца, сироту при живом отце. Хорошо, имение не отобрали, какое ни худое, а будет им прокорм. Для вас такая жизнь в обычай, для меня падение…
Большинство изб располагались вне станицы внизу; всего их было до сотни, из них внутри частокола только десяток домов местных «жильцов», освобождённых от податей за службу по охране рубежа, иногда им привозили и мелкие «выдачи» из Липенска, обычно сукном и солью. Кроме того, каждые 20 дворов в приграничной полосе обязаны были вскладчину выставлять одного воина. То есть приезжими полутора десятками силы станицы не ограничивались, было примерно столько же местных служивых во главе со старостой, не считая ополченцев в постоянных внешних дозорах. Не густо, но и место наиболее глухое, нехоженое. Особенно недоступное со средиземской стороны, где среди сплошных обрывов и буреломов бродили только редкие охотники.
Во время дозорных разъездов ратники порой сбивали меткой стрелой птицу с дальнего сука или бегущего зайца. Мелиден не стрелял, берёг дорогие болты. На беззлобные насмешки отвечал угрюмо: «Попадётся что-нибудь крупное, узнаете, каков мой самострел». Но ничего крупного не попадалось. Удаляться от наезженной тропы опасались, чтобы не поломать ноги лошадям на скользких, покрытых тонким снегом камнях.
Глухие места приманивали разного рода изгоев, беглых преступников и разбойников. В борьбе с ними служилые дворяне, направленные из дальних мест, могли оказать лишь ограниченную помощь постоянным станичным сидельцам. А те не хотели осложнять себе жизнь стычками с «гулящими людьми», или даже находили с ними взаимовыгодный общий язык. «Пусть об этом у начальства голова болит» – думал про себя Мелиден, – «я и сам здесь наполовину гулящий человек. Моё дело маленькое, куда скажут, туда пойду, кого встречу, с тем и буду биться. А самому лезть на рожон без надобности». Но выходы на тот берег он хотел разведать, на всякий случай, как и порядок охраны рубежа, и именно ради этого столь охотно согласился на станичный поход, хотя мог попытаться сразу пристроиться при воеводе.