В скрипучем, расшатанном вагоне на нового пассажира никто не обратил внимания, лишь когда Эрлих попытался потеснить дремлющую в обнимку с тугим мешком женщину, услышал:
– Не шибко толкайся! Сама толкну так, что в окно вылетишь.
Смолящий самокрутку мужичок подтвердил:
– Она это запросто сделает, кулаки у бабы пудовые. – Подвинулся на лавке: – Садись, солдат, в ногах правды нет, долго не простоишь.
Эрлих поблагодарил, смежил веки, но вздремнуть не позволили духота, храп, клубы табачного дыма.
Дышать спертым воздухом было выше всяких сил, и Эрлих собрался открыть окно, но со всех сторон зашикали:
– Нечего холод напускать! Иль в окопах не нахолодился?
– Геть от окна!
– Не лезь, коль не просили!
Эрлих робко напомнил, что нечем дышать, и услышал:
– Не помрешь. Мы вот живы, не кашляем.
Эрлих вернулся на свое место. Хотел расстегнуть на шинели крючки, опустить воротник, снять шапку, но вовремя вспомнил, что одет в офицерский китель, пассажиры, по всему, ненавидят золотопогонников.
Напротив Сигизмунда неспешно разговаривали:
– Послушать тебя, выходит, что войне скоро конец, так?
– Заместо войны придет демократический мир.
– Это как понимать? По-старому платить за землю?
– Землю передадут безвозмездно тем, кто ее обрабатывает, у кого руки в мозолях, заводы с фабриками перейдут к рабочему люду. Прочти декрет, там про все ясно сказано.
– То, что отныне новая власть, понятно. А как понять – рабочий контроль на производстве?
Собеседник помялся, не найдя ответа, обратился к поручику:
– Может, ты растолкуешь? На фронте митинги были, чай, слышал, что говорили про контроль.
У Эрлиха не было желания принимать участие в политической дискуссии, и он притворился спящим.
Разговоры в вагоне смолкли и вновь возникли утром, когда черный от копоти паровоз с рядом вагонов замер у Царскосельского вокзала.
С перрона Эрлих вышел на площадь. Дождался трамвая, но в вагон не вошел, остался на тормозной площадке.
Позванивая на стрелках, подскакивая на стыках рельсов, вагон катил мимо серых громад домов, афишных тумб с отсыревшими афишами. Не прекращающий сыпать мокрый снег был больше похож на дождь.
– Слышал, как за шкирку схватили министров-капиталистов? – дернул Эрлиха за рукав усатый мастеровой. – Отправили субчиков в Петропавловку, пусть держат ответ за то, что посылали народ под пули. А Зимний охраняли безусые юнкеришки да бабье из женского батальона, сдались без боя, побросали ружьишки, подняли ручонки – чуть от страха в штаны не наделали. Когда разоружили и отпустили, стали от счастья реветь. Одеты в гимнастерки и штаны с обмотками – умора, да и только!