Реальная история Меца останется за кадром, потому что блаберидов не интересуют реальные истории. Им нужен хороший заголовок и необременительный вывод о том, что существуют психи вроде Меца, и существуют они, нормальные люди.
Хотя граница не настолько чёткая.
* * *
Сеансы с терапевтом Лодыжкиным проходили легко и поначалу казались бесполезными. Мы встречались с ним шесть раз, с 8 по 19 января.
Обстановка его кабинета была стерильной. Лодыжкин в своём синем свитере ездил по нему на стуле с колёсиками или сидел скособочившись, закинув ногу на ногу, выставив вперёд тупоносую туфлю. В самой его позе было что-то, отчего все проблемы мира уменьшались вдвое.
Лодыжки напоминал почтальона Печкина, носил усы, был худым и лысоватым. Недостающий фрагмент волос со лба переехал вниз, превратившись в усы.
Лодыжкин располагал к неформальному общению. Пролистав результаты тестов Чекановой, он назвал их сплошной статистикой.
– Классификация акцентуаций по Кречмеру, – читал он вслух, сильно артикулируя. – Вы знаете, что такое классификация акцентуаций? Я вот не знаю. Напридумывают же!
Так он наводил мосты.
Метод Лодыжкина назывался когнитивно-поведенческой терапией и напоминал обычную беседу, в которой он, Лодыжкин, задавал наводящие вопросы, а если мои ответы казались ему недостаточно выношенными, спрашивал снова.
Иногда он разбавлял наши беседы небольшими притчами.
– Есть такие люди, мягкие по характеру, – Лодыжкин отъезжал на своём кресле к подоконнику и поливал цветок. – И чтобы дать кому-то отпор, им нужно как следует разозлиться, да что разозлиться – в бешенство впасть. Со стороны выглядит словно человека подменили: был тихий, скромный и вдруг на тебе – демон! Сатана просто. В этот момент у них вся биохимия меняется, другие структуры мозга активируются, в общем – состояние аффекта. А золотой середины нет: либо полная уступчивость, либо сразу истерика. Проблема? Проблема.
Он приезжал на кресле обратно, клал на стол сцепленные замком руки и вспоминал:
– Была у меня пациентка: очень сложные отношения с матерью. Терпит, терпит, терпит, потом взрывается. До рукоприкладства доходит. И мы с ней выработали такой сценарий: только мать начинает ей на мозг капать, она говорит: «Мама, мне это неприятно. Я знаю, что ты хочешь этого и этого, но мне 48 лет, и я уже не изменюсь». Мы отыграли эти сценарии здесь, а потом она применила их в жизни. И, знаете, с мамой у них всё наладилось.