«Началось!», -обрадовался Генрих.
Он с уверенность прочел" Когда для смертного умолкнет шумный день…» Пушкина, потом без паузы, изображая крокодила, ползая по ковру и скаля зубы и пугая худрука, от первого лица исполнил стихотворение Саши Черного. Генрих понимал, что Алина Петровна уже почти забыла его показ на поступлении, и хотел показать себя артистом многосторонним, гуттаперчивым, которому доступны все жанры от трагедии до клоунады. Он, чего греха таить, как и любой артист, очень хотел понравиться и был уверен, что он сможет это сделать! После Крокодила, не дав опомниться офонаревшей Алине Петровне, так же без паузы, стал читать какой-то монолог из забытой русской трагедии забытого автора, который он читал на экзамене по сценической речи в середине второго курса.
«Почто, несчастная, меня ты мучать вздумала?!
Прижми, прижми к горячим персям мою главу лихую…»
На этих словах Генрих раскрыл объятья и двинулся на Алину Петровну, застывшую от восторга и счастья в кресле с открытым ртом, и с поднесенным к нему пиалкой чая в растопыренных пальцах с перстеньками.
– Тихо, тихо, Генрих! Довольно! Хватит! Садись! – взмолилась Алина Петровна.
Генрих, тяжело дыша, с тревогой думая, уж не переборщил ли он, сел. Некоторое время сидели молча. Алина Петровна, то и дело поднимая глаза, одаривала Генриха удивленными и восхищенными взглядами.
«Понравился!» -огонек загорелся в груди Генриха.
– Вы очень талантливый человек, Генрих! – выдавила из себя Алина Петровна через некоторое время.– Даже талантливее, чем я думала. А мне нравится окружать себя талантливыми людьми.
Генрих ликовал и зачарованно слушал эти сладостные слова.
– Знаете, Генрих, в последнее время я как-то отпустила труппу… Перестала ей себя в полную силу отдавать… Это, конечно, и моя вина, но… В труппу входит что-то нехорошее, гадкое, разлагающее… Ну, вы меня понимаете?!
Генрих не понимал, что именно вошло в труппу, но завороженно и уверенно закивал.
– Так вот, мне нужен, как это сказать… Помощник внутри труппы. Это не всем под силу. Тут нужен не просто талантливый человек, а чистый… Внутренне чистый. Чистильщик. Этакий волк-одиночка. Чтобы не допускал никакого цинизма, чтобы пресекал любой разврат и грязь! И я очень хочу, Генрих, чтобы этим чистильщиком были вы!
– Я никогда не допускал цинизма в театре, я всегда…