– Пу-ум, Пу-ум, – донесся вдруг громкий стон.
Пум в это время протирал стаканы. Вообще, это была работа Бошки, но ранним утром клиентов не было, и нужно было чем-то заниматься – грибуны не любят бездельничать.
– Пу-ум, что это было? – дрожащим голосом спросил, спускавшийся с лестницы, сутулый грибун.
К внешности его надо было привыкнуть: длинный унылый нос, рот, словно сползший вправо, брови шалашиком и тоскующие глаза, опушенные длинными ресницами. Если он начинал говорить, то хотелось поскорее сбежать, чтобы не слышать бесконечные причитания. Даже шляпа у него всегда была помята и наводила на грустные размышления. Это был Буги Нытик, брат жены кузена отца Пума. Он приехал только вчера, но Пуму казалось, что Буги торчит здесь уже год.
– Что это было? – повторил Буги раздраженно.
– Что именно? – поинтересовался Пум.
– Вытье в соседней со мной комнате. Ты разве не слышал?
– Нет, – покачал головой Пум, и тут же на него обрушилось недовольство родственника.
– Очень пыльно, я тут задыхаюсь. Кровать скрипит, подушка неудобная, мне кажется, что я спал на бревне, шея онемела. Хорошо хоть прихватил из дома змеиную мазь. Потом, что это за картина прямо над кроватью? Она, наверное, тонну весит; несколько раз просыпался, думал, что свалится и приплюснет, – буду как черепаха. И с утра пораньше эта вешалка, безголосый осел, завелся: "Едва дождался я рассвета, чтобы бежать к тебе, Иветта!"
– А, это Эрвин, – невольно засмеялся Пум, – он недавно помолвлен, сердце поет.
– Уж лучше б оно молчало, – пробурчал Буги. – Нашел чему радоваться: уж эта Иветта ему косточки пересчитает, всю кровь профильтрует.
– Зачем ты так? – удивился Пум. – Я знаю Иветту, премилое создание, невинное дитя.
– Знаем, – махнул рукой Буги, – все они поначалу премилые.
Грибуны в большинстве своем народ семейный, дружный и многодетный. Наперекор традиции Буги шел по жизни убежденным холостяком. Уже много лет родственники безуспешно пытались его женить, так как были уверены, что семейная жизнь смягчит его сердце, но он яростно сопротивлялся.
– Дай-ка мне стакан горячего молока с медом, – попросил Буги – Смесь отвратительная, но у меня болит горло, подхватил-таки какую-то заразу.
“Хоть бы, правда, не заболел, – думал Пум, – тогда таверна будет сотрясаться от его воплей и жалоб, и все клиенты разбегутся”.