− Я никогда больше не буду создавать! – твёрдо произнёс он вслух, и не глядя, сбросил останки в утилизатор. – Никогда, никогда… Попрошусь перевести меня на селекцию овощей. Точно, так и сделаю!
Воображение услужливо нарисовало, как он неуклюже пытается рассадить хрупкую рассаду капусты, испытывая при этом ни с чем несравнимую ненависть к процессу. Он и не сомневался, что урожай капусты на его экспериментальном участке вряд ли кого порадует. Потом его вежливо попросят испытать свои силы в управлении погодой… А потом…
Инрик в отчаянии закрыл глаза. Ему показалось, что после завтрашнего дня его жизнь можно считать конченной. Он не оправдал ожиданий родителей, наставников, прогнозы астрологов, родового предсказателя.
«Они все ошиблись. Никакой я не Создатель Жизни! Я простой человек с посредственными способностями. Может, меня просто не хотели обидеть? Пожалели…»
От нахлынувшего чувства своей ничтожности Инрик бросился на кровать, уткнулся лицом в подушку и горько заплакал. Одно утешало: благодаря тому, что он постоянно поддерживал телепатическую защиту, никто не явится к нему, желая проявить сочувствие и участие. И никто не явился. Его единственным желанным утешителем было одиночество.
Когда слёзы высохли, навалился тяжёлый беспокойный сон. Ему снились мелкие мошки, пожирающие капустную рассаду. Всю ночь эти мошки преследовали спящего, мешая спасать растения. Они грозили заполнить собой весь мир…
Утром, приближаясь к Солнечной Поляне, расположенной посреди декоративного леса, Инрик был занят придумыванием правдоподобного оправдания по поводу невыполненного домашнего задания.
«А если сказать, что я ненавижу бабочек? Что будет? О, да, наставник будет потрясён моей честностью… Нет, лучше скажу, что ничего не получилось. И будь, что будет!»
Почти все ученики собрались на поляне. Одни разговаривали, делясь впечатлениями прожитых дней, другие гонялись за своими бабочками, проверяя их лётные качества.
Инрик занял место в тени под кустом цветущей сирени, втайне надеясь, что его присутствие останется незамеченным для глаз наставника. Конечно, он мог бы не ходить на занятие, но врожденное чувство долга было сильнее. На редкие вопросы своих сверстников Инрик отвечал неохотно, односложными фразами, и старался избегать их любопытных взглядов.