Но он знал упрямство старого Джампьетро Карафы, папы Павла IV, который и развязал безрассудно эту войну в Италии, полагаясь на армию французов, и велел де Гизу, прежде чем покинуть Италию, чтобы он склонил папу заключить мирный договор с королём Филиппом.
Франсуа де Гиз выполнил это поручение короля.
Папа, не желая делать ни малейшей уступки испанцам, настоял, чтобы герцог Альба явился в Рим, извинился перед ним и подвергся церковному покаянию.
Да-да, папа сделал так, что богомольный Филипп, этот ханжа, как говорил он о нём, просил у него мира, а герцог Альба, под стать своему сюзерену, явившись в Рим, смиренно преклонив колена, целовал у него туфлю. За это унижение своих противников папа отказался от союза с французами и простил всех, обнаживших меч против Церкви. Мирный договор был подписан. И теперь святой отец вынужден был называть Филиппа «своим другом»…
– Да, это мой друг, – говорил он с сарказмом. – Такой друг, который держал меня в осаде и хотел погубить мою душу…
Франсуа же де Гиз погрузил свои войска на галеры[43] и отплыл к берегам Прованса. Он вернулся в Париж, предстал перед королём. В зале для приёма дипломатов и гостей герцог увидел придворных короля, высших сановников государства.
– Мой любезный герцог! – начал король, подходя к нему, благожелательно разведя руки, обнял его.
И де Гиз почувствовал всё ещё крепкие руки короля, атлетически сложенного, натренированного на рыцарских поединках.
Отстранившись от него, король заходил по палате вялой походкой, странной для него, ещё совсем недавно стремительного и волевого.
– Вы уже знаете всё! Мне нечего добавить к тому, что сообщил вам в письме! – не давая герцогу открыть рот, говорил и говорил он…
Он был не в себе, так показалось герцогу, не способен что-либо предпринять, был растерян и подавлен после поражения армии Монморанси под Сен-Кантеном. Он боготворил коннетабля за его военные таланты. И вот теперь, когда тот попал в плен к испанцам, он стал беспомощным и заметался, как слепой…
После первых минут встречи, сумбурного изложения всего происшедшего под Сен-Кантеном, он успокоился, перешёл к деловому обсуждению ситуации на севере страны, мельком отметил, что не может справиться даже с гугенотами у себя в Париже…
Под конец приёма он объявил, что из-за сложившегося положения в стране возлагает на него, герцога Франсуа де Гиза, полномочия наместника государства: