Позже Дима рассказал, что встретил на дороге огромных трехметровых людей, с длинными конечностями и маленькими головами, они сильно ругались, и твердили, что он вообще не должен был их встретить.
После того случая мы начали замечать, что Гришин стал вести себя довольно странно. Иногда он что-то бормотал, смеялся, а однажды в карауле выпустил почти целый магазин в белый пакет, зависший на колючей проволоке на заборе. Диму перестали пускать в караул, и не назначали в наряд дневальным, не доверяя ему даже штык-нож. Но вскоре с Гришиным проявилась еще одна странность. Парнишка начал быстро стареть. За два месяца он полностью поседел, осунулся и сморщился, из цветущего девятнадцатилетнего паренька превратился в сорокалетнего мужика. Дима уже почти ни с кем не разговаривал, и часто уединялся на скамейке за спортплощадкой.
Пару раз Димку посылали в окружной госпиталь, но военные врачи обследовали его и только разводили руками. Никаких отклонений не наблюдалось, а парнишка день за днем продолжал быстро стареть. За месяц до дембеля Гришина все же комиссовали от греха подальше, и про его дальнейшую судьбу я больше ничего не знал. Но этот мистический случай потряс всех бойцов нашей воинской части до глубины души. Парни даже на время перестали брать увольнительные и бегать в город на дискотеку.
Еще про один мистический случай мне рассказывал дед Степан, когда я учился в шестом классе. Он работал сторожем на ферме, на краю села, и однажды ночью услышал странный шорох возле дальних складов. Ружья у деда не было, тогда он на всякий случай взял тяжелый кусок трубы и направился к складам. Из-за угла склада, прямо на него из темноты вышел молодой небритый солдат. Дед опешил, узнав на парне старую форму, времен Великой Отечественной войны.
– Старик, немцы в деревне есть? – тихо спросил солдат.
– Какие немцы? – удивился дед.– Война уже пятьдесят пять лет как закончилась…
Парнишка печально покачал головой, заскрежетал зубами, и отошел к кирпичной стене. Там он приподнял лежащего на траве бойца, с перевязанной головой, и взвалив на плечи, потащил в сторону леса.
Дед на всякий случай не рассказывал эту историю никому, кроме меня. И я твердо знал, что это не могло быть выдумкой или галлюцинациями, вызванными алкоголем или наркотиками. В то время дед Степан не пил уже больше пяти лет, а к наркотикам и вовсе никогда в жизни не прикасался…